Уже после Чернобыля встречи дозиметристов продолжаются, и контакты стали значительно шире: мы встречаемся практически ежегодно, и не по одному разу. На отраслевых и региональных конференциях мы имеем возможность поделиться опытом, рассказать о своих бедах, получить помощь от других. То есть и в этом плане Чернобыль более сплотил, более открыл, дал положительный толчок к развитию уровня дозиметрии и выравнивания этого уровня на всех предприятиях отрасли.

После Чернобыля, конечно, изменилось само отношение к безопасности работ в области ядерной техники и радиационной защиты. Этим вопросам сейчас уделяется первостепенное внимание на всех предприятиях, и какие бы заманчивые ни были проекты, если они не подкреплены соответствующими проектами в области обеспечения безопасности, они никогда не будут претворяться в жизнь. Это, я считаю, очень правильное и главное. Дальше, сменилась сама методология и уровень санитарных правил и норм по радиационной безопасности. Сейчас мы приняли современную международную концепцию, которая отразилась в издании Норм радиационной безопасности — 99. Там отражены современные концепции, которые приняты во всем мире. И я хочу сказать, что не во всех странах мира эти концепции еще приняты, то есть здесь мы вроде бы тоже вышли на высокий международный уровень".

Реплика (программист, 30 лет):

— Работа по совершенствованию защиты базы данных всегда продолжается до тех пор, пока не кончатся деньги, или пока руководство не потребует, чтобы, наконец, было сделано что-то осмысленное…

Ведущий (юрист, 28 лет):

— Ну, мы тут с Евгением Константиновичемеще не закончили.

"Все наши нормативные документы, касающиеся методики правил обеспечения радиационной безопасности, также в последние годы интенсивно разрабатываются и внедряются в производство. В этом большую помощь оказывает Управление ядерной радиационной безопасности, которое возглавляет эту работу.

Что касается приборного обеспечения, то здесь тоже после Чернобыля произошли большие сдвиги. Вообще Чернобыль показал, что мы не были готовы к такому вот разностороннему воздействию ионизирующей радиации на человека, к ее контролю. Было небольшое количество приборов, которые удовлетворяли требованию контроля, и все это были старые разработки, разработки 1960-х годов, а то и 1950-х годов. И вот после Чернобыльской аварии начался резкий скачок в освоении разработки и производства новых приборов радиационного контроля. Сейчас создалось несколько предприятий, фирм, которые занимаются разработкой и выпуском таких приборов на самом современном уровне. И то, что их несколько, и то, что они конкурентоспособны, и то, что они между собой борются за качество своей продукции, это тоже хорошо и здорово. Потому что сейчас мы можем выбрать из целой номенклатуры приборов те, которые нас удовлетворяют и наиболее подходят для того или иного вида контроля.

Если говорить о трудностях, с которыми мы столкнулись в Чернобыле, то прежде всего это большие поля гамма-излучения. И персонал, который работал на 4-м энергоблоке на строительстве саркофага, постоянно находился под опасностью переоблучения. Дело в том, что там были очень большие неравномерности полей излучения и уровень гамма-фона мог меняться на несколько порядков буквально за несколько метров, поэтому надо было очень четко определить место работы, время работы персонала, чтобы никто не получил больших доз облучения. Дозы облучения были ограничены, они составляли 1 рентген. По тем меркам, чернобыльским, дозы облучения не должны были превышать 1 рентген в день, а суммарная доза облучения за весь период работы в 30-километровой зоне не должна была превышать 25 рентген. И надо сказать, что в принципе нам удалось создать такие условия, такую организацию работ, которая позволяла не превышать заданных уровней облучения. Сергей Николаевич сказал, что в УС-605 работало порядка 50 тысяч человек, а на индивидуальном контроле в 1986 году была 21 тысяча человек. Средняя доза составила чуть больше 8 рентген за время пребывания в Чернобыле. Только 155 человек превысили допустимую дозу в 25 рентген, причем лишь небольшая часть этих людей получила повышенные дозы в связи с высокой востребованностью опыта того или иного человека. Дело в том, что в Чернобыле ввели не очень удачное правило, когда при превышении дозы 25 рентген выплачивалось 5 окладов, некоторые случаи переоблучения как раз были связаны с тем, чтобы получить дополнительное вознаграждение. Но мы старались избежать таких случаев и четко следили за ограничением облучения. Я считаю, что это в основном нам удалось.

Работы по контролю доз облучения персонала, они нашли отражение в докладе, который представлен в книге-докладе по ядерной аварии Международного симпозиума".

Реплика (генетик, 48 лет):

— Я, к стыду своему, не знал, сколько же было сделано по научной рефлексии аварии. Если бы я мог так конструктивно отнестись к своим жизненным кризисам, и все мы… Да, есть повод задуматься. Причем, обратите внимание: они не боги, у них дети, семьи, проблемы, небольшие зарплаты до 2000 года и средние сейчас. Период так называемого унижения в отрасли на 15 лет… И — ни слова жалоб. Отчет о том, что делали… Вот что нужно в Будущее взять. Через "перевал постиндустриальный". Мне сочинение попалось. Школьник пишет о Будущем на конкурс. Так, слабенькое, но фраза одна царапнула:

"Счастье — это когда некогда…"

Реплика (физик, 45 лет):

— Ну, раз мне тут все кому не лень содокладывают, а я эксперт по теме, значится, аховый. Приведу еще цитату из интервью. С нами Насонов Виталий Петрович,начальник информационного отдела ЦИВД "Росатом": "Проведены колоссальные мероприятия, были приняты различные программы. Они утверждались и на уровне правительств, и международное агентство МАГАТЭ рассмотрело кодекс всех тех систем и необходимых нормативов, чтобы в первую очередь соблюдалась безопасность атомных станций. Блок РБМК в 1986 году и сегодня — это небо и земля, это две совершенно различные конструкции. Мы учли тот горький опыт, который был. И если мы строим станции в Китае, в Индии, то принципы безопасности закладываются на уровне проекта, это — неотъемлемая часть любого проекта".

Реплика:

— Любопытно. Ваш Насонов пишет, что второго Чернобыля ни Россия, ни атомная область не переживет. Мы же тут говорим о положительной роли катастроф в техническом прогрессе…

Не все олухи разбежались. Затаились, значит, своими прикидываются. Такие потом рассказывают, что мы секта при Росатоме.

Физик наш обозлился.

Реплика (физик, 45 лет):

— Да не будет никакого второго Чернобыля, поймите! Эта страница истории катастроф перевернута. Но обязательно будет что-то другое — может быть не связанное с атомом… Вы и в самом деле полагаете, что ничего страшнее радиации уже не придумать? Возможны очень серьезные катастрофы в совокупном знаково-символьном пространстве, в культурном пространстве… возможны разрушения исторической "ткани" с нарушением событийной логики. Да почитайте хоть В. Винджа: у него очень убедительно показана катастрофа, разрушившая несколько сотен сверхцивилизаций.