– Это почему? – вскинулся Игорь. – По моим соображениям, нам лучше как раз восточнее двигаться, там сброс…

– К западной горке дорогу вести проще, – отрезал я. – Все, спать пошли.

Сказать по правде, настроение мое испортилось еще во время ужина, когда один из рудокопов завел разговор о женитьбе – он присмотрел себе невесту в афганской диаспоре, уже успел познакомиться и едва не добился взаимности.

– Поженимся, детишки пойдут. Я нормальный, она – я спросил – тоже. А то этих, которых Эпидемией накрыло, тут, оказывается, навалом. Эх, жалко людей, так и сгинут без остатка…

Осознание того, что я «сгину без остатка», казалось, давным-давно пережитое мною, все же нет-нет да и проникало в неведомые недра души, отравляя ее невыносимой горечью. В такие минуты мне хотелось кого-нибудь убить и убиться самому, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы снова загнать проступающее, казалось, сквозь кожу клеймо «я – стерил» поглубже…

Весь день мы лазили по склонам здешних невысоких гор, тюкая самодельными инструментами – помесью кирки и геологического молотка, – выданными нам рудокопами. Особенно старался Цендорж. Он носился как угорелый и таскал Игорю разнообразные камни, а на вопрос «Где взял?» неизменно махал рукой куда-то в сторону палящей Эос: «Тама!»

В конце концов Игорь устал, и мы отправили монгола разводить костер и готовить обед, хотя по времени это был скорее ужин.

…Мы ковырялись в небольшом распадке – я откалывал от скального выступа образцы, Игорь разглядывал уже собранные каменюки, сокрушенно качая головой:

– Медь, везде медь. Хотя нет… Вот это явно касситерит, а это, похоже, цинковая обманка, или как его по-правильному… сфалерит, что ли? Блин, без анализатора фиг разберешься. Клим! Иди сюда.

Я подошел и, вытерев пот, уселся рядом.

– Я ни черта не понимаю, – устало признался Макаров. – Похоже, тут полиметаллическое месторождение, как у нас на Алтае. Причем огромное – все скалы содержат рудные образцы. Видимо, придется действовать методом научного тыка – плавить все подряд.

Я не успел ни порадоваться, ни огорчиться, как из-за косогора раздались испуганные крики Цендоржа:

– А-а-а! Земля горит, сэр! Земля горит!

Побросав образцы и инструменты, мы со всех ног бросились на помощь. Перевалив через взлобок холма и спустившись вниз, мы обнаружили монгола, в ужасе приплясывающего на здоровенном валуне. А метрах в пяти от него, в закрытой от ветра ложбинке, где виднелись приготовленные для костра ветви, по серым камням действительно стелились язычки пламени, уже подбирающиеся к густым зарослям.

– Я только зажег, а оно… – растерянно сообщил нам монгол.

– Туши, дурак! – заорал Игорь, срывая с плеч куртку. Я последовал его примеру. Цендорж, увидев, как мы отчаянно сражаемся с огнем, спрыгнул со своего постамента и присоединился к нам.

Вскоре нежданый пожар был потушен. Макаров, присев на корточки, поскреб обгорелой щепкой удивительный камень, оказавшийся довольно рыхлым, взял щепотку, растер между пальцами, понюхал.

– Похоже, друг Цендорж, ты сделал важное открытие, – обернулся к монголу Игорь и добавил, уже мне: – Знаешь, что это такое, Клим? Это сланец, горючий сланец. И если его тут много, то с топливом у нас все будет в порядке…

В таком бешеном ритме работать очень трудно. Времени писать нет совершенно. Видимо, про ежедневные записи придется забыть, и забыть надолго. Я верчусь как белка в колесе и очень жалею, что не могу разорваться на несколько Климов Елисеевых. Вот когда понимаешь, как важны и удобны средства коммуникации!

Мы строим дорогу к Медным горам. Настоящую, вымощенную металлическими плитами, широкую и удобную. Одновременно я формирую новые бригады рудокопов. Лускас «подогнал», как он выразился, мне несколько человек из желторобников. Это были настоящие горняки, а один их них, француз, горбатый и желчный, даже занимался старательской добычей опалов в Австралии и имел опыт работы в забоях.

Шерхель и Чжао приступили к возведению первого заводского цеха. Вадим Кондратьев, оказавшийся по гражданской специальности архитектором, вкупе с Гришей Панкратовым занят на строительстве гражданских объектов. Чернышов формирует строительные бригады из колонистов, они уже начали перепланировку поселка.

Вчера ко мне приходила та девушка, Медея Киприади. Просила записать ее в рудокопы. Я отказал. Тогда она изъявила желание стать дорожным рабочим. Пришлось довольно жестко объяснить ей, что на стройплощадке бронзового века не место хрупкой девушке. Ушла обиженная, а я весь вечер гадал – чего ей было надо?

Над плоскогорьем стоит не затихающий даже ночью шум Большой Стройки. Уже поднимаются стены больничного корпуса и школы, под крышу подведены первые капитальные жилые дома. В коробке заводского цеха идет монтаж больших печей для выплавки меди. На их фоне наши старые литейни выглядят жалкой пародией. Чжао оказался, как выразился Шерхель, «масштабным человеком». Он развернулся не на шутку, запланировав в течение месяца запустить первую паровую машину. Ему здорово помогает Желтовский, не столько руками, сколько своими обширными познаниями в самых разных и порой неожиданных областях.