Без приключений не обошлось. Однажды мы с Пацификом обклеивали листовками улицы вблизи Лениздата. Повесили несколько и на сам Лениздат. Не успели мы отойти от центра питерской печати, как его дверям подъехала черная «Волга». Мы быстро перешли на другой берег Фонтанки и решили погреться в парадной. Вышли через минут 15-20. Смотрим - рядом с «Лениздатом», помимо черной «Волги», стоит милицейский «бобик» с включенной мигалкой. Мы случайно встали под фонарем и засветились в прямом смысле этого слова. «Вот они!» - крикнул мужчина в штатском (скорее всего водитель «Волги»). Милиционеры запрыгнули в «бобик» и помчались через мост. Мы побежали проходными дворами. На одной из улочек наскочили на пьяниц. «Ребята! Это не вас ли менты ищут?». «С чего вы взяли?». «Мы стоим. Пьем. Общаемся. Выскакивает «бобик». Менты кричат «Стоять!». А мы и так стоим. Я лишь бутыль в карман спрятал. Менты пошарили по нашим карманам. Нашли бутыль. «Это не те!». И поехали дальше», - объяснил гуляка, что потрезвей. В тот раз все закончилось благополучно. Мы обходными путями добрались до «конспиративной квартиры» на улице Достоевского, где жили подруги Пацифика, и отсиделись там до утра, за чаем обсуждая план дальнейших действий.

Моя жена Медея (которая тогда заканчивала исторический факультет ЛГПИ) случайно прочла в институте объявление о создании кружка по изучению идей Бакунина и Кропоткина. В объявлении был контактный телефон. Я позвонил. На том конце провода раздался голос сокурсника Медеи Петра Рауша - довольно странного человека. Он часто спорил с преподавателями голосом известного радиодиктора Левитана. Усы закручивал на манер Сальвадора Дали. Изрядно поредевшие и поседевшие длинные волосы собирал в тощий посеченный хвост. В жаркие дни приходил на лекции в желтых застиранных трусах. В холодное время разгуливал в офицерских яловых сапогах и фуражке. Короче, он изрядно смахивал на карикатурного анархиста. Тем не менее я был очень рад, что нашел единомышленников. Мы с Раушем договорились о встрече.

Беседовали мы в кафе факультета иностранных языков. Я практически сразу понял, что Рауш - не наш человек. От него буквально разило интеллигентской кухонной диссидой, еще больше этим разило от его аккуратненького приятеля, 30-летнего Павла Гескина. Рауш с пафосом разглагольствовал о необходимости свободного рынка, частной собственности и демократии. «Причем здесь анархизм? Ты просто радикальный буржуазный демократ. Твои идеи и близко не лежали с идеями Бакунина и Кропоткина», - сказал я ему. На что он ответил: «Мы - сторонники анархо-капиталистической концепции американца Бенджамина Таккера». И все-таки я пришел на собрание раушевской Анархо-синдикалистской свободной ассоциации (аббревиатура АССА отсылала к модной тогда кинокартине Владимира Соловьева) в надежде познакомиться с радикально настроенными людьми.

Когда я зачитал наше воззвание, в аудитории воцарилась тишина (собрание проходило в нашем институте). Первым ее нарушил Рауш: «Идеи, изложенные в вашей листовке, абсолютно не приемлемы для АССы. Вы - экстремисты. Вы зовете к вооруженной борьбе. Мы - против любого насилия». Затем раздался размеренный хрипловатый голос Ильи Вольберга - сорокалетнего, слегла помятого жизнью человека с густой черной бородой, что делало его похожим на свободного художника (кем он потом и стал): «В принципе я согласен с вами. Но я не буду вам помогать, так как не хочу, чтобы вы погибли»… Сильно возмущался ближайший соратник Рауша Павел Гескин: «Под видом анархизма АКРС протаскивает маоистские идеи «Красных бригад»! Это недопустимо!».

Правда, после собрания со мной заговорил парень, который делал доклад о своей встрече в Москве с местными анархистами: «Я полностью согласен с вами. И готов помочь в распространении вашей листовки». «Почему вы не сказали об этом на собрании?». «Я знаю, что в АССе есть осведомитель КГБ». Звали парня Петр Ущиповский. В свободное от анархизма время он работал то ли 3-м, то ли 4-м секретарем Кировского райкома ВЛКСМ, чем я был в немалой степени удивлен.

Петр проповедовал самые радикальные взгляды. Единственно, в чем мы расходились, так это в тактике. Он был сторонником вооруженных партизанских налетов на государственные учреждения. Я ратовал за индивидуальный терроризм в эсеровском стиле. «Надо выждать еще несколько месяцев и начать с громкой акции. Я завязал связи с рабочими Тульского оружейного завода. Они готовы продавать АКРС оружие», - говорил Ущиповский. Мы решили начать со взрыва Куйбышевского райкома ВЛКСМ, который находился все в том же дворце Белосельских-Белозерских.

Я, правда, не доверял Пете. Вскоре после нашего знакомства я понял, что он практически не знает историю революционного движения и не разбирается в идеологии анархизма. Не знал даже названий книг Бакунина и Кропоткина. «С чего это ты такой радикальный? Уж не засланный ли ты казачок?» - думал я. И на всякий случай не знакомил Ущиповского с остальными активистами АКРС (М). Сам я с Петей регулярно встречался на заброшенном стадионе недалеко от Нарвских ворот.

Попались мы перед вторым туром, причем взяли нас – меня и обманутого мужа - не спецбригада чекистов, а комсомольцы из оперативного отряда. Произошло это на Васильевском острове перед вторым туром выборов. На утро в университете должен был выступать Собчак, будущий питерский мэр. Я считал, что это - очень опасный человек, в 90-е я назвал бы его «симулякром перемен». Оперативники некоторое время следили за нами. Мы заметили это и побежали проходными дворами. Добровольные блюстители порядка рванули следом. Мы выскочили рядом с Румянцевским садиком. Остановились, чтобы слегка перевести дух. И зря. Через несколько секунд появились оперативники. Мы сорвались с места. «Стоять! Стрелять буду!» - крикнул один из них. «Из х… выстрели!» - бросил в ответ мой напарник, и запустил в оперативников стеклянной бутылью с клейстером. Она упала под ноги нашим преследователям, но почему-то не разбилась. Мы бежали по 1-й линии. Сумели оторваться, я, помню, еще подумал тогда, как хорошо, что бегаю по утрам, завернули во двор школы. Мы не знали, что в этот дворик есть два входа. Оперативники забежали с одного и другого. Мы попали в кольцо. Их было трое. Обычные парни - ничего особенного. Если бы мы подрались с ними, неизвестно, чья бы взяла. Тем более - я прихватил с собой цепь. Но мы с напарником так вымотались, что были не в состоянии сопротивляться.

Нас отвезли в отделение милиции, что рядом с мостом лейтенанта Шмидта. Пьяный милицейский капитан спросил: «Что, анархисты?!». «Да!». «А вы знаете, что анархисты боролись против электрофикации Советской России?!». Я даже не нашел, что ответить на этот пьяный ментовский бред. Менты изъяли все наши листовки, составили протокол о задержании. Все это время мы сидели в «аквариуме» вместе с изрядно накачанной алкоголем ресторанной шлюхой и заблеванными пьяницами. Шлюха задирала перед нами юбку, показывая ноги в черных колготках, и почему-то говорила при этом: «А вот дедушка Ленин был круче вас, мальчики!». Потом ее увел куда-то пьяный специалист по электрофикации. Выпустили нас лишь на рассвете. Мосты были разведены. Я брел по набережной и корил себя: «Зачем мы завернули в угол!»

Я ждал, что нами сразу же займется КГБ. Но дознание началось только через две недели после нашего задержания. Может быть, чекисты выжидали, чтобы посмотреть, чем мы займемся дальше. Сперва прямо с работы увезли моего сокашника. «Они все знают! Лучше им все рассказать», - убеждал он меня после допроса. Затем вызвали друга Макса, третьим самого Макса, меня оставили на десерт.

Я пришел на лекцию по философии. «Тебя зачем-то вызывают в деканат», - сказали мне ребята. В деканате меня ждал высокий лысый мужчина крепкого телосложения. Он отвел меня в первый отдел института, где уже сидели трое мужчин в штатском. Один представился полковником, второй - майором, третий - капитаном. «Вы вроде нормальный человек, прилежный студент, ваша жена ждет ребенка. Что толкнуло вас на путь экстремизма?» - спросили меня чекисты. Я стал витиевато рассказывать об анархизме и предательстве революции официальными коммунистами, сказал, что меня всегда вдохновлял пример Че Гевары. Меня резко оборвал гебист: «Где вы прячете оружие?!». Я ожидал, что рано или поздно разговор об оружии зайдет, и не смутился: «Оружие? О чем вы говорите!». «Мы знаем, что вы вели переговоры о покупке оружия. Мы знаем, что вы планировали произвести взрыв в Куйбышевском райкоме ВЛКСМ». Я сразу понял, что информация идет от Ущиповского. Ибо только ему я поведал, что проще всего начать со взрыва во дворце Белосельских-Белозерских. Остальные члены группы не были посвящены в этот план. «Именно вы, Дмитрий, внушали своим товарищам: террористический акт - это революция сегодня!» - продолжали давить чекисты. Я вспомнил, что этот тезис народовольческой программы я довел до сведения брошенного мужа. В итоге я пришел к заключению: Ущиповский - информатор КГБ, а мой сокашник просто испугался и выложил все. «Кто должен был вам продать оружие?» - настаивали чекисты. Я понял, что чекисты ждут, когда я скажу об Ущиповском: если все разговоры об оружии завязаны на их человеке, значит, ничего серьезного. Я дал телефон Ущиповского. Полковник и майор посмотрели на номер и тут же уехали. Далее я дал письменные показания о нашей листовочной кампании, о которой чекисты и действительно все знали. Умолчал я лишь о подруге Пацифика, которая распечатывала листовки на машинке и на рабочем ксероксе.