Антоний мог сравниться с Клодием и Курионом пороками, но не умом и талантами. Кто-то может удивиться: как ему удалось стать правой рукой Цезаря, а ничего противоестественного в этом нет. Гай Юлий все решения принимал единолично; для него не существовало другого мнения, кроме собственного. Увы! Диктаторы не терпят подле себя ярких, талантливых личностей — это уже не помощники, а конкуренты.

Впрочем, даже «Цезарь не остался равнодушен к безобразиям Антония и принудил его обуздать свое безрассудство и распутство» (Плутарх).

Антонию пришлось считаться с мнением патрона, и он «расстался с прежней жизнью», правда, очень необычным способом. В 47 году до н. э. он выгнал свою вторую жену, Антонию, и «взял за себя Фульвию, вдову народного вожака Клодия, женщину, на уме у которой была не пряжа и не забота о доме, — ей мало было держать в подчинении скромного и невидного супруга, но хотелось властвовать над властителем и начальствовать над начальником. Фульвия замечательно выучила Антония повиноваться женской воле и была бы вправе потребовать плату за эти уроки с Клеопатры, которая получила из ее рук Антония уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщину» (Плутарх).

Фульвию нисколько не испугали недостатки мужа. Даже его многочисленные любовные связи были ей безразличны. Антоний имел главное, что было нужно женщине-политику, — власть и непомерное честолюбие. Именно третье замужество позволило Фульвии наиболее полно раскрыть свои таланты и реализовать способности.

Цицерон, один из последних защитников республики, понимал, откуда у медлительного Антония столько политической активности и стремления к диктату. Великий оратор предупреждал Антония: «И как раз тебя и ожидает участь Клодия, как была она уготована Гаю Куриону, так как у тебя в доме находится та, которая для них обоих была злым роком».

Отныне всю внутреннюю и внешнюю политику Рима определяла Фульвия. «Письменное обязательство на десять миллионов сестерциев, — сообщает Цицерон во второй филиппике против Марка Антония, — составили при участии послов… на женской половине дома, где очень многое поступало и поступает в продажу».

Не забывала Фульвия и о собственном благосостоянии. Жена Антония заботилась о нем не очень достойными способами, но всегда добивалась желаемого и не прощала никаких возражений. «Руф, имевший прекрасный дом, сдававшийся внаем, по соседству с Фульвией, женой Антония, раньше не уступал его Фульвии, желавшей купить дом, теперь же принес его в дар и все же подвергся проскрипции. Голову его, принесенную Антонию, последний, сказав, что она не нужна, отослал жене, которая велела выставить ее, вместо форума, перед наемным домом» (Аппиан).

Фульвия вытаскивала мужа из самых безнадежных передряг. В 43 году до н. э. сенат объявил Марка Антония врагом. Положение было настолько серьезным, что властной Фульвии пришлось применить самое грозное оружие — женскую слабость. Аппиан пишет: «Мать Антония, жена и сын его, еще подросток, и остальные домочадцы и друзья всю ночь метались по домам влиятельных граждан, упрашивая их, а днем приставали к тем, кто шел в сенат, кидаясь им в ноги с воплем и плачем, были в черной одежде, кричали у дверей. Их голоса… переломили настроение».

Обильно изливая слезы при критических обстоятельствах, Фульвия была равнодушна к чужим. Когда у многих богатейших женщин должны были конфисковать состояние, они принялись искать защиты у родственников самых влиятельных римлян. «Они были приняты сочувственно сестрой Цезаря и матерью Антония, — свидетельствует Аппиан, — но с трудом перенесли оскорбление, будучи прогнаны от дверей Фульвией, женой Антония».

В мартовские иды 44 года до н. э. у римлян появился реальный шанс вернуть республику, но все надежды разрушил Антоний… и та, кто им управляла.

В день убийства Гая Юлия Цезаря Антоний в страхе заперся у себя дома, но 16 марта заговорщики вступили с ним в переговоры. В ночь на 17 марта он перенес в свой дом казну и архив Цезаря. В тот же день собравшийся сенат под председательством Антония принял решение не преследовать убийц Цезаря. Но уже 18 марта огласили завещание Гая Юлия (опять же, находившееся на хранении у Антония), и ситуация резко изменилась.

Цезарь пожелал видеть своим наследником внучатого племянника Гая Октавия, завещал римскому народу свои сады за Тибром, а каждому римскому гражданину — по 300 сестерциев. Щедрость Цезаря возбудила ненависть римлян к его убийцам, мечтавшим вернуть республику. Им пришлось бежать — Рим остался за Антонием.

Сенат назначил комиссию для проверки подлинности завещания и прочих документов, которые оказались в руках Антония, но это было уже несущественно: римлян ожидала очередная гражданская война.

В это время Антоний и Фульвия совершили самую большую ошибку: 19-летнего болезненного, никому не известного Октавиана они не рассматривали в качестве реального соперника. Уже в следующем году наследник Цезаря не только стал равным по силе Антонию, но и поставил последнего на край гибели. И только стараниями Фульвии был заключен триумвират с участием Октавиана, Антония и Лепида.