По пустынной в этот поздний утренний час станичной улице казаки провели их к большой хате, стоявшей несколько на отшибе. В сенях толпилось еще несколько человек, кто-то грубо подтолкнул приезжих к двери.

Борис шагнул за порог. Первое, что он увидел, был большой портрет Карла Маркса на стене. Под ним, положив на стол могучие руки, сидел краснолицый человек в расстегнутой гимнастерке, открывавшей волосатую грудь. По описанию Филатова Борис понял: вот этот – Говорухин. Рядом с ним у стола стоял щуплый человечек с тонкими чертами лица, в кожаной тужурке. На столе перед ним лежал маузер и фуражка с красной звездой.

– Здорово, гости дорогие, – сказал Говорухин, вставая из-за стола. – Иван Егорович! Рад вас приветствовать!

Он пошел навстречу Филатову. Борис быстро взглянул на есаула, тот был совершенно обескуражен.

– Слава богу, добрались благополучно? – спросил хорунжий.

– Что… что это за маскарад? – выдавил, наконец, есаул.

– Зачем маскарад? – сказал Говорухин. – Я теперь, дорогой мой, начальник волостной милиции, перешел на сторону Советской власти. Представьте себе, сначала, когда пришло сообщение о вашем прибытии, мы решили было вас арестовать, а потом вот приехал сотрудник из Екатеринодарского чека, – Говорухин указал на человека, стоявшего у стола, – и псе выяснилось! Рад сердечно!

“Провоцируют, сволочи”, – мелькнуло у Бориса. Быстро смерив глазами комнату, он толкнул есаула вперед на Говорухина и в один прыжок вскочил на невысокий подоконник.

– Ни с места! – крикнул он, выхватывая из кармана гранату.

Сзади, из-за окна, его кто-то ударил по голове…… Он пришел в себя в той же комнате. Над ним склонилось незнакомое лицо.

– Пришли в себя, господин корнет? Я же говорил, черт побери, что это добром не кончится.

Борис попытался приподняться. Его лицо и гимнастерка были мокры, видно, кто-то плеснул на него водой.

– Да вы не волнуйтесь, все, слава богу, кончилось, я – поручик Милашевский из Ростова. Мы, конечно, сами немного виноваты, но… Словом, все обошлось.

– Что обошлось? – спросил Борис.

– Ну, эта проверка.

– Какая, к черту, проверка, где есаул? – Борис пощупал рукой затылок.

В комнату вошел Филатов, а за ним, расплываясь в улыбке, Говорухин.

– Ну, Бахарев, живой! – сказал Филатов. – Представь себе, эти мудрецы задумали устроить нам проверку. Ей-богу, жаль, что ты не успел бросить гранату!

Оказалось, что еще накануне полковник Беленков, посоветовавшись с Новохатко, послал в станицу поручика Милашевского. Этот двадцатипятилетний деникинский офицер состоял адъютантом подпольного штаба ОРА. Полковник поручил ему любым способом убедиться в том, не завербован ли Филатов чекистами.

Свой выбор Беленков остановил на Милашевском именно потому, что Филатов не знал его в лицо.

– Возьмем их на испуг, – предложил он.

Когда стоявшему за окном казаку удалось оглушить Бахарева, за пистолет схватился Филатов, и двое казаков едва справились с ним. Теперь Милашевский и Говорухин чувствовали, что перехватили через край. А есаул был полон негодования.

– Вы отсиживаетесь в Ростове, на квартире, – кричал он на Милашевского, – в то время, когда я, уже приговоренный к смертной казни, делаю основную работу! И вы берете на себя смелость не доверять нам? Я уверен, что его превосходительство не знает о ваших выходках.

Борис заметил на лице Милашевского неподдельный испуг. “А парень-то трусоват”, – и решил добавить масла в огонь:

– Вы мне говорили, Иван Егорович, что мне предстоит иметь дело с серьезными людьми.

Есаул бушевал до тех пор, пока Борис, заметив, что и Говорухин начинает приходить в ярость, решил замять дело.

– Может быть только одно оправдание, – сказал он, – что они действовали в интересах дела.

Однако, оставшись наедине с Филатовым, Борис твердо сказал:

– Он еще вспомнит нас, этот поручик!

Вместе с Филатовым Бахарев приступил к “инспекции” разнокалиберного говорухинского воинства. Оно вело странную и беспокойную жизнь. Кто под видом мирного жителя осел на хуторах, зарыв в огороде винтовку и патроны, а большинство скрывалось в непроходимых зарослях камышей в пойме Дона.

Борис быстро уловил настроение людей. Им все осточертело. Хотелось домой: близилось время жатвы. Однако мало кто представлял себе, каким путем это можно сделать. Сложить оружие эти люди боялись. Сказывался и воинский уклад, который каждый казак впитывал в себя, как говорят, “с младых когтей”.

Борис все больше понимал правильность и гуманность решения партии – не допустить новых кровавых событий. Собственно говоря, и говорухинский и все прочие отряды могли бы в короткий срок быть уничтожены регулярными частями буденновской армии. Но при этом погибли бы сотни людей, вся вина которых состояла в неграмотности и темноте. А для того чтобы ликвидировать отряды мирным путем, нужно было оторвать основную массу казаков от белых офицеров.