Левшинов Андрей Алексеевич
Шрифт:
– Я поняла Вас, Денис, спасибо. А теперь, если музыку не оставлять в стороне, как складывается Ваша совместная работа, Ваши взаимоотношения с Андреем Алексеевичем?
– Если брать музыку, то тут складывается очень нетривиальная история. Происходят очень интересные вещи, особенно те, что связаны с получением информации извне – я имею в виду, какой-то нелогичной информации, которую я не могу как-то назвать, которую я не могу как-то объяснить, то есть каким-то образом вывести на уровень сознания. Я обратил внимание: вот мы встречаемся с Андреем Алексеевичем, он мне приносит какой-то материал – какую-то идею или какой-то фильм, и мы достаточно непродолжительное время обсуждаем, что в итоге должно получиться. Тут же у меня рождаются какие-то идеи, я их стараюсь проговорить, Андрей Алексеевич отмечает, что является ценным, что можно убрать. Вот в таком, я бы сказал, быстром темпе мы обсуждаем будущую работу, и я знаю, что в этот момент происходит еще нечто очень важное, чего не видно и не слышно.
– Зарождение?
– Совершенно верно. В этот момент я получаю некий заряд. У меня такое ощущение, что я обретаю некое зерно, которое обязательно прорастет. Причем я совершенно не боюсь потерять это ощущение.
– Вы даже от этого отходите.
– Да, абсолютно. Мы с Андреем Алексеевичем прощаемся. И через некоторое время, когда я чувствую, что-то, что было заложено в момент беседы с ним, начинает прорастать, я сажусь работать. Если передо мной, допустим, фильм, и я вижу, как люди работают в Гранде с Андреем Алексеевичем, то я понимаю, что у них там складывалась своя неповторимая атмосфера…
– Своя атмосфера, свой ритм…
– Совершенно верно. И наблюдение за этим, даже на экране, помогает мне восстановить вот тот самый цвет этой атмосферы, привкус этой атмосферы – то есть какие-то конкретные вещи, которые прорастают в звуки. Я просто пытаюсь описать свои ощущения, не более того.
– Это, наверное, не так просто проговорить, потому что музыка рождает ощущение совершенно особое.
– Да, совершенно верно. То есть это некоторые разноцветные нити…
– Они звучат?
– Да, они звучат, они ниспадают, и можно любые из этих нитей взять, переплести их, посмотреть, как сочетаются эти цвета. Они разной толщины, из разного материала. Это, наверное, такие потоки, которые имеют разную структуру.
– А какие цвета вносит работа с Андреем Алексеевичем Левшиновым?
– Для меня это цвет небесно-голубой – раз, белый – это два, и иногда это цвет красный, который ближе к бордовому – три.
Вообще, эти музыкальные энергии, эта музыка, которая льется, она иногда проявляется у меня в виде цвета. Такое бывает, хотя это не дает никакого четкого результата и в этом нет никакого смысла.
– А эти потоки, они разные по ощущениям?
– Каждый из них обладает своим настроением: бывают агрессивные потоки, бывают амебные – совершенно никакие, как пластилин, бери и лепи, что хочешь, а бывают и строптивые. Но потом это все совершенно стирается и остается только музыка. Все эти подводные, закулисные вещи, я считаю, никому не интересны и не важны. Главное в нашей совместной с Андреем Алексеевичем работе состоит в том, чтобы то, что мы делаем, приносило людям радость, приносило пользу, оставалось в сердцах чем-то добрым. Это основная задача. А уж как это все происходит – собственно, не так и важно.
– Денис, а словами можно объяснить, как писать музыку?
– Нет.
– И в то же время как Андрей Алексеевич передает Вам те идеи, которые раскрываются в музыкальных произведениях?
– Андрей Алексеевич очень точно умеет передать настроение…
– Состояние?
– Совершенно точно, состояние. Он передает его мгновенно и очень точно. Это состояние запоминается. Оно каким-то образом откладывается, отпечатывается где-то, и когда заканчивается всякая суета, и я наконец-то имею возможность заглянуть в себя – спокойно, медленно дыша, вот тогда я могу обратить внимание на тот след, который оставляют эти состояния, возобновить их снова.
– Они Вам интересны?
– Они мне очень интересны, они мне даже очень полезны, я бы так сказал. И для себя, и для здоровья, я Вам серьезно говорю.
– А как происходит работа над песнями, которые начал писать Андрей Алексеевич?
– Я был очень удивлен, когда Андрей Алексеевич при очередной нашей встрече вместо того, чтобы начать объяснять идею нового произведения, вдруг достает пачку листов, на которых достаточно крупным почерком написан текст – графически видно, что это куплеты. У меня сразу же закралась мысль, что это может быть, но я, честно говоря, такого не ожидал. Я привык, что мы делаем музыку, и делаем ее определенным образом. Андрей Алексеевич объяснил происходящее: «Я летел в самолете после Гранд-Мастер-Класса, что-то ко мне пришло, и я понял, что выразить это можно только словами». Есть, видимо, и такие энергии, которые выплескиваются только с помощью слов. Андрей Алексеевич зачитал мне стихи в той ритмике, которую он в себе чувствовал.
– Наверное, для Вас было неожиданным их содержание?
– Верно. Я, честно говоря, совершенно не понял, что к чему, потому что, например, те тексты, которые используются в той группе, где я играю, абсолютно другого плана. Но я решил, что у меня нет никакого иного способа вникнуть в тексты Андрея Алексеевича, как просто сесть над ними работать. Что я и сделал. И, к моему удивлению, мелодии полились просто рекой. Я столкнулся с тем, что у меня к одному тексту было написано две-три, а то и четыре совсем разных мелодии. Была даже такая ситуация, когда я аранжировал, то есть привел практически к готовому знаменателю одну песню в двух совершенно разных вариантах, с двумя совершенно разными мелодиями, и нам с Андреем Алексеевичем пришлось выбирать, на каком остановиться.