Слева краем глаза я заметил какое-то движение.

Здесь я не один…

Сквозь тьму прорезались очертания.

Человек!

Он стоял и смотрел на меня. Я не видел его глаз, но почувствовал как взгляд его пал на меня тяжёлой ношей. Я еле сдержал крик, попятился. Человек тоже попятился.

Зеркало.

Больше всего сейчас хотелось засмеяться над собственной трусостью и разбить зеркало к чёртовой матери! Но в коридоре совсем близко послышались шаги и я притих. Желание посмеяться над собой тут же испарилось, а на замену ему пришёл страх быть найденным. Шаги приближались. Я спрятался за дверью – больше было не куда – и принялся ждать. Наверное, единственное, что меня могло тогда выдать – бешеный стук моего сердца. Я зажмурил глаза.

Из детства, словно из прочно закрытого канализационного люка вырвались воспоминания.

Я вспомнил, как часто в школе мне приходилось драться. Тогда это казалось совершенно нормальным, а сейчас я даже представить себя не могу размахивающего кулаками, вместо того, чтобы гуманно решить свои проблемы. Конечно же, драки не проходили без последствий. Отец, видя синяки на моём лице, с какой-то непонятной радостью сообщал: «Опять тебе репу начистили? Ну и слабак!» Как можно было объяснить его поведение? Я понятия не имел. Отношения у нас с ними никогда не были хорошими, но в моменты, когда он насмехался надо мной, я начинал его просто ненавидеть! Хотелось схватить любой тяжелый предмет и опустить его на голову старика. Мысли о том, как медленно стекает кровь с пробитой головы на лицо, и как жалобно он смотрит на меня умирая, приводили меня в состояние некоторого спокойствия. Я понимал, что такие фантазии ненормальны, и вряд ли их можно объяснить детским максимализмом, переходным возрастом, или как там ещё выражаются психологи, но поделать с собой я ничего не мог. Может быть, эти мысли и уберегали меня от тех действий, ведь если бы они меня не расслабляли… Кто знает, чем могли закончиться насмешки отца. Мать же достаточно бурно реагировала на синяки, говорила о том, что пойдёт в школу и «во всём разберётся сама». Я просил её не делать этого, отец поддакивал: «Он мужик и должен сам разбираться со своими проблемами!», после чего снова утыкался в газету. Разглядывать синяки на моём лице, после чего выносить вердикт – было для него просто весельем. Все мои просьбы к матери не ходить в школу не остановили её, и это привело к неприятным последствиям…

Шаги остановились рядом. Тень моего преследователя разбила тонкую полосу света на полу на три части. Дверная ручка тихо повернулась, дверь приоткрылась, и стена озарилась новой полосой тусклого лунного света. Там, прямо за дверью, в полуметре от меня, он стоял, держась за ручку двери, осматривал комнату, но зайти так и не решился. Спустя самые долгие секунды моей жизни дверь закрылась, так же осторожно, как и была открыта.

После этого я позволил себе вздохнуть. Шаги отдалялись и когда стихли совсем, я, обессиленный и напуганный, по стене сполз на пол. Я закрыл глаза и приложил голову к холодной кафельной стене. Нужно было немного отдохнуть.

– Всё маме рассказал?

Надо мной навис силуэт одноклассника.

Я промолчал, и силуэт продолжал нависать. Странно, но я даже не могу вспомнить его имени, внешности. Из далёких закоулков памяти одноклассник представился мне неясным облаком, отдалённо по форме напоминавшим человека.

– А? Всё рассказал? – никак не мог угомониться он.

В первые секунды я растерялся, но затем понял, что случилось. Мать была здесь, в школе, и теперь этому парню должно достаться от родителей. Классный руководитель рассказал моей матери, с кем обычно у меня бывают стычки. У учителей всегда есть лишние глаза и уши – ты можешь подраться в кабинете, когда нет никого из взрослых, или за углом школы при тех же обстоятельствах, но они всегда будут в курсе всех событий. Теперь классный руководитель обязан вызвать родителей хулигана в школу – таков уж порядок, тем более, когда в школу самолично приходит мама «обиженного».

– Иди на хрен. Я не звал её.

– Ну конечно. Мои родители сами вызвались в школу. Урод…

Последнее слово получилось особенно гневно и вдобавок к нему облачко отвесило мне подзатыльник. Я стиснул зубы. Гнев вскипел моментально, но завязать очередную драку означало дать маме пригласительный билет в школу в виде новых синяков. И отцовская улыбка возникла перед глазами при одной только мысли о свежих синяках…

– О! Да ты злишься.

То ли это был вопрос, то ли глумливый восторг…

– Отвали, - руки уже тряслись от злости, дышал я сбивчиво.

– А то что? Маме расскажешь?

…и ещё один подзатыльник, на сей раз последний.

Не в силах сдержать праведный гнев, я встал и нанёс один единственный удар. Костяшка среднего пальца рассекла нижнюю губу. Она тут же надулась и приняла какой-то лиловый оттенок. По его подбородку обильно стекала кровь прямо на его любимую клетчатую рубашку, на кулаке чуть заметные следы – задев зуб, я разодрал себе кожу. Рана не была серьёзной, но задиру отправили в медпункт, а затем и домой. Я считал, что на этом всё и закончится, но в конце учебного дня меня встретили друзья «облачка» и отвели за любимый угол школы «поговорить». Поговорили по душам – множественные ушибы, ссадины и два выбитых зуба – всё моё. Интересно, но следов от удара в челюсть не осталось, так что мать не узнала, что из-за её упрямства, а скорее даже глупости (прости, родная), её сыну досталось по полной программе.

Боль в голове немного приутихла, стена с её приятной прохладой забрала в себя некоторую её часть. Вокруг не было слышно ни звука, кроме этой звенящей тишины. Сколько времени прошло, пока я вспоминал былое? Пять минут? Двадцать? Час? «Нет. Не так много, иначе бы меня давно нашли». Я провёл языком по двум искусственным зубам. Вот оно – неприятное напоминание о школьных годах и «друзьях». Я вставил эти зубы в 21 год, после армии, когда устроился на работу и получил первые кровные.

Сердце билось уже не так сильно, а ритмичный стук крови в голове сменился ровным гудением. Страх спрятался где-то глубоко внутри.

Я взял себя в руки, встал, приоткрыл дверь. Тишина. Луна поднялась достаточно высоко и теперь, не затуманенная никакими облаками, как огромная серебряная монета она смотрела сверху, ярче освещая помещение. Кривопалые деревья отбрасывали на пол свои тени и безудержно плясали в порывах ночного ветра.

Тишина. И только гудящий шум в моей голове.

Я вышел в коридор. Взглянул на окно. Никаких задвижек или замков. Открыть его было невозможно, а если разбить… это будет как сигнализация в дорогом магазине, а валюта здесь – жизнь. Нужно было искать другой выход. Коридор раскрылся передо мной сонным зёвом. Конец его утопал где-то очень далеко в темноте. Изнутри этот дом огромен. «Будто попал совершенно в другое измерение», - пронеслось в голове, и наравне с этой мыслью по спине побежал холодок. Я сделал шаг, и он глухим звуком разошёлся по коридору. Пришлось снять ботинки и идти босиком.