На горизонте замаячили подернутые сизой дымкой леса приграничья.

— Ну, вот и дома, — возрадовалась девица.

— Ты это… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. До границы еще часов десять скакать. — Прищуренным глазом он оценил высоту солнца над горизонтом. — Дотемна бы успеть, а то придется опять в лесу ночевать.

— Так, может, и в темноте поедем? Смотри как луна светит, все видно, почитай.

— Это тебе видно, а коням-то не очень. Дорога ухабистая, ну как ноги в колдобине подвернут? Тогда дорогу своими придется мерить, а коня убить, чтоб не мучался, все равно уже не ходок. И уж не знаю, как ты, — витязь покосился на рыжего жеребчика, стреляющего по сторонам озорными лиловыми глазами, — а я Буяну такой судьбы не желаю.

Словно почувствовав, что говорят о нем, жеребчик вскинулся, заржал тихонько и запрыгал по дороге, далеко выбрасывая ноги и делая вид, что хочет вытряхнуть седока из седла. Евлампия дурашливо засмеялась, вцепившись пальцами в рыжую гриву. Улыбнулся и Ягайло. Буян благодушно фыркнул — мол, развлекается молодежь.

Жеребчик встал на дыбы, словно подражая единорогам со старинных гербов, забил копытами в воздухе и заржал басовито. Не сдержал ноты, сорвался на фальцет, пустив петуха. Девица и витязь расхохотались беззаботно. Впервые за последнее время… И в этот самый миг конек оступился, захрипел и, неловко перебирая копытами, стал валиться набок. Евлампия попыталась соскочить с седла, но не успела, запуталась в юбке. Падающий конь подмял ее под себя, придавил ногу. Голова его глухо бухнулась на утоптанную землю, изо рта и ноздрей выплеснулись на жадно глотающую их пыль струйки крови. И только тут Ягайло заметил торчащий из горла жеребца арбалетный болт, ушедший почти по самое оперение.

Скорее чувствуя, чем понимая, что делает, витязь ударил Буяна пятками в бока, посылая прямо в поле, через сточную канаву. Приученный к неожиданностям конь послушно прыгнул, по срамное место провалился в море золотистой пшеницы. Ягайло надавил ему на холку, заставляя лечь, и одновременно соскальзывая с седла. Над головой с противным визгом пронеслись две стрелы.

— Ягайло! Ягайло, помоги! — донесся с дороги крик Евлампии.

— Тихо лежи, девка! — зарычал он, одной рукой отстегивая от седла арбалет, другой придерживая и успокаивающе поглаживая лежащего на боку Буяна. — Мертвой прикинься!

Воин уперся ногой в специальную скобу на ложе арбалета и ухватился за тетиву. Потянул на себя, до скрипа напрягая жилы и корябая ладони. Зацепил-таки ее за зарубку на вертушке и, пошарив в колчане, уложил болт в специальную канавку. Достал второй арбалет и проделал с ним то же самое, благодаря Бога, что надоумил оба оставить себе, а не отдать один Евлампии, как собирался.

Шепотом наказав Буяну не вставать, он перекинул через плечо ремень колчана с гвоздеподобными стрелами, взял в каждую руку по самострелу и побежал к дороге, следя, чтоб макушка не мелькнула среди колосьев. Спрыгнул в канаву и посмотрел на спутницу. Девица была жива и даже не ранена. Во всяком случае, крови заметно не было. Только вот нога застряла под лошадиным телом.

— Эгей? Евлампия?! Ты как? Вылезти можешь? — окликнул он ее вполголоса.

— Нет, не смогу. Зажало намертво. Больно, — так же шепотом пожаловалась девица.

— Понятно, что больно. Но ты потерпи, не стони, главное, чтоб внимания супостатов не привлечь. А хотя… Давай-ка лучше стони. Даже не стони. Кричи, зови меня. Во всю глотку ори. Так ори, будто тебя режут.

— Ты что, витязь, сдурел? Под вражьи стрелы подставить меня хочешь? — В голосе зазвучала обида, мешающаяся с подозрительностью.

— Подставить — нет, а вот выманить их хочу, а то из леса они и меня подстрелят, и тебя потом не помилуют. А так, глядишь… Да хватит уж спорить, ори давай!

Девица кивнула, набрала в грудь побольше воздуха и заголосила с подвыванием:

— Ягайло?! А-а-а-а-а! Витязь?! О-о-о-о-о! Ягайло, куда ты делся?! Мне больно, Ягайло! А-а-а-а-а! Где ты?! Приди и спаси меня! О-о-о-о-о! Ягайло, я умираю, чтоб тебя демоны побрали! А-а-а-а-а! Да где ж ты, пес шелудивый?! О-о-о-о-о! Беги сюда, таракан запечный, да скорее, пока у меня нога не отсохла! А-а-а-а-а! Яга-а-а-йло! Где ты, аспид червеподобный?! Рыба снулая с протухшими потрохами! А-а-а-а-а! О-о-о-о-о!

«Луженая глотка, — с некоторым даже уважением подумал витязь, — только вот насчет аспида червеподобного — это она зря. Надо будет потом сказать, чтоб больше так не говорила». Он отложил один арбалет на сухое место и взял другой на изготовку. Витязю почудилось движение на опушке леса, и вскоре он уверился, что глаза не подвели. Из кустарника, поминутно оглядываясь, выбрались двое стрелков. Полностью затянутые в мелкого плетения кольчуги люди двигались легко и проворно, поводя арбалетами из стороны в сторону, готовые в любой момент спустить тетиву. Следом показался тот самый поляк, которого Ягайло победил и пленил в лесу у белого шатра.

На нем был гладкий круглый шлем без забрала, тяжелая кираса без наплечников, зато с налокотниками, вполне способными выдержать удар доброй палицы. В руках он сжимал обнаженный меч-бастард, направив острие в небо.

Двигался польский рыцарь тяжелее стрелков, медленнее и был неплохой мишенью, но пробить его доспехи с такого расстояния арбалет Ягайлы вряд ли мог.

Вот, значит, как. Обидчив оказался сынок польского короля Збышек. Злопамятен. Обходными тропами привел людей да и устроил засаду. Гадюка подколодная, конечно, но в уме и сообразительности не откажешь. Но где он сам и сколько еще в лесу народу спряталось? Как минимум на четверых стоит рассчитывать, Ведь и другие бывшие пленники наверняка захотят за унижение посчитаться. Эх.