Шрифт:
– Порядок. Мы же не дети.
– Нет, ты, наверное, никак в толк не возьмешь, зачем я тебе все рассказываю. – Она даже не дала мне возразить. – Понимаешь, я ведь забеременела до больнички в Добое. Может, это хоть как-то поможет нам в поисках. Я ведь все время думаю об этом… о том, что случилось со мной в Боснии. Это же против всяких норм…
– Каких норм?
– Ну, наших, сербских. Он ведь католик, а я православная… Сербы не любят смешанных браков, нас мало, и все ненавидят нас… кроме русских.
– Так уж и все…
– Мусульмане и хорваты – точно!.. Ну вот. А я взяла и полюбила Ромека, да потом еще уехала с ним в Польшу. Настоящие сербки так не поступают, ведь правда же?
– Не мне судить… Слушай, а откуда ты знаешь, что ты сербка?
Йованка вздрогнула. Черные брови ее сошлись на переносице.
– Знаю, – шумно выдохнув, сказала она.
– Ну знаешь так знаешь.
Я пошевелил угли в костре. Пламя осветило ближние кусты, мелкая зверушка испуганно прянула во тьму. Собеседница, покосившаяся на меня, куснула бутерброд с тушенкой и принялась задумчиво жевать.
– С тобой мы тоже интересно познакомились.
– Да уж. – Я заслонился ладонью от огня.
– Ты не думай, я не бесстыжая. Это все из-за Оли. Все-все, что я делала после Боснии, – из-за нее. А уж когда она заболела… Лекарства в Польше такие дорогие. – Она тяжело вздохнула. – Надо было как-то зарабатывать на лекарства… В общем, я попробовала, как все: вышла на панель. Только путана из меня никакая. А тут еще один хам, я ему в глаз заехала… Такие вот дела… Ну, чего ты замолчал, скажи что-нибудь!..
Я с трудом проглотил непрожеванное. Сказать что-нибудь умное оказалось еще труднее.
– Извини, пожалуйста, Марчин.
– Я тебя?! За что?
– Ну, хотя бы за то, что бутерброд плохо намазала. – Она виновато улыбнулась.
– А ты извини за то, что жую. Человек, жующий бутерброд с говяжьей тушенкой, очень похож на идиота. Это я еще в армии заметил. У жующего уши шевелятся… Короче, не надо передо мной извиняться, я все понял. Если б у меня умирал ребенок… Я не знаю, что бы я сделал…
– А что именно?
– Знаешь, если бы понадобились деньги, я бы Национальный банк ограбил. Это ты хотела от меня услышать?
– Спасибо.
– Кушай на здоровье.
Вздохнув, она положила в рот остаток бутерброда.
– Вот такая мыльная опера: сербская девушка пускает в постель спасителя-поляка.
– Небольшое уточнение: не совсем здоровая сербская девушка.
– Это ты в мое оправдание или как?
И на этот раз я не знал, что ей ответить. Хорошо, этого и не понадобилось: Йованка выплеснула остатки чая в костер, взяла мешочек с туалетными принадлежностями и, шелестя травой, скрылась во тьме.
– Я нашла речку! – Бодрое заявление Йованки сопровождалось кастаньетным стуком зубов. Мокрая Кармен жалась к костру. С шорт капала вода, рубаха лепилась к телу. – Маленький руче-ечек. А спуск к нему крутой, нужно смотреть под ноги, там всякие корни. Я чуть шею себе не свернула.
Груди у Йованки выпирали до такой степени откровенно… Нет, я не ханжа, не подумайте. Просто у некоторых женщин груди такие… выдающиеся.
Я с трудом отвел глаза.
– Ты что-то сказала?
– Я сказала, что нашла, где можно умыться. Надеюсь, ты умываешься перед сном? – Таким тоном учительницы говорят с дефективными учениками.
– А ты, я вижу, даже купаешься.
– Я?! С чего ты взял. Я просто выронила полотенце. – Она помахала им, брызгая на меня. – Собственно, никакая это не речка: она вся в траве, в камнях. Так что будь осторожней…
Вот теперь у меня был повод уставиться на нее, да еще вытаращить глаза.
– Ну, с тобой не соскучишься! Ты возвращаешься из ночного леса, которого смертельно боишься, с ног до головы мокрая. Из одежды на тебе, извини, одни носки да кроссовки. И ты предлагаешь мне повторить твой подвиг?… То бишь умыться на ночь. И где? Там, где я запросто могу сломать ногу…
– Или свернуть себе шею, – подхватила Йованка.
– Вот-вот! Может, ты объяснишь мне, что все значит.
И тут произошло очередное маленькое чудо: вместо строгой учительницы я увидел перед собой нашкодившую девчонку, двоечницу. Засопев, она опустила свои цыганские глазищи и принялась копать землю носком кроссовки. А потом так глянула на меня исподлобья… Господи, да после такого взгляда камень прослезится!
– Прости!
– За что, черт бы тебя побрал?!