Шрифт:
К утру Элизабет добралась до своей квартиры. Она слишком намучилась, чтобы есть либо умываться с дороги, И проспала до середины дня.
Однажды к Элизабет заявилась незнакомая молодая женщина. Она назвалась Беттиной Хербот, просила извинить за бесцеремонное вторжение, но она просто не знает, к кому ей еще обратиться. Элизабет никак не могла понять, к чему она клонит, однако пригласила женщину войти и сесть. Женщина спросила, можно ли здесь курить, зажгла сигарету, не дожидаясь разрешения, и руки у нее при этом дрожали. Ее нервное возбуждение передалось Элизабет. Она предложила сварить кофе, чтобы хоть что-то сказать и что-то сделать
— Нет-нет, — отказалась Беттина Хербот, — не беспокойтесь, пожалуйста.
Она загасила сигарету, но тут же раскурила вторую. И поинтересовалась, дома ли дочь Элизабет?
— Нет. А в чем дело?
Элизабет вдруг охватил страх. Она испугалась, что с Машей что-то случилось. После несчастья на шахте она так и не смогла до конца избыть свой страх, порой вскакивала среди ночи и кричала.
— Мой муж меня обманывает, — сказала женщина.
Она сказала это спокойно, словно говорила на какую-то постороннюю тему. И попросила чашечку кофе. Но Элизабет не могла подняться с места. «Чего хочет от меня эта женщина», — подумала она, укрываясь за своим непониманием, хотя, конечно же, прекрасно поняла, с чего эта Херботша, или как там она себя назвала, заявилась к ней, именно к ней.
— Если это очень сложно, тогда не надо, — услышала Элизабет.
— Сейчас все будет готово.
Она была рада, что есть повод уйти на кухню. Ей была в тягость эта женщина. Делает вид, будто совершенно спокойна, а сама гасит одну недокуренную сигарету и тут же берется за другую. Блузка в тон юбки, юбка в тон блузки, жалкое лицо, лак на ногтях, усталые глаза. Как-то не вяжется одно с другим. Она, верно, принимает таблетки, подумала Элизабет, а теперь еще кофе, это плохо. Впрочем, какое мне дело, пусть принимает любую дрянь сколько влезет.
В маленькой квартирке стало очень тихо. Только из крана капало, а потом засвистел чайник.
Беттина Хербот пришла вслед за ней на кухню.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Вам покрепче?
— Да, пожалуйста. — И чуть помолчав: — Мне дали адрес в общежитии. Я думала, что ваша дочь здесь.
— Вы просто ищете своего мужа.
Элизабет рывком распахнула дверь в спальню и в ванную. Гнев, беспомощность и отчаяние толкали ее на такую резкость. Беттина Хербот выпила свой кофе и снова закурила.
— Ради него я забросила все: учебу, друзей, все. Я отвратительно себя веду, я сама понимаю, что отвратительно.
Элизабет взглянула на нее.
— Я ничего об этом не знала.
У нее было такое чувство, словно она должна оправдываться перед гостьей.
— Вот глупая девчонка, — сказала она, — вот глупая.
Элизабет тоже почувствовала себя обманутой. София, откуда же взялась София? И вообще, я слишком много ей спускаю, верю всему, что она говорит. Впрочем, что ж ей еще остается делать, дети уже давно переросли ее, говорят слова, которых она не понимает, и она гордится, что у нее такие умные дети. Тайком она купила словарь, но даже с помощью словаря разговоры, которые вели между собой Ханс и Маша, не становились для нее понятнее.
— Я пошла на это только ради детей, — сказала женщина.
Вот тут Элизабет вполне могла ее понять. Да, да. Ради детей приходится многое сносить, хотя «спасибо» от них потом не дождешься. Далее гостья сообщила ей, что у семейства Херботов есть два мальчика, семи и девяти лет, что оба они всем сердцем привязаны к детям, и муж и жена, и что просто страшно себе представить, как все это рухнет из-за какой-то глупой интрижки. В слово «интрижка» Беттина Хербот вцепилась, будто клещами, а Элизабет это очень рассердило. Что за вздор несет гостья, «ради него забросила». Может, и не забросила вовсе, а просто не потянула, и замужество пришлось ей очень кстати. Приехала небось на красной «Ладе», и собственный дом у них тоже наверняка есть. «Глупая интрижка» — ее Маша выше этого. Она подыскивала слова, чтобы достойно возразить этой женщине, но ничего подходящего не нашла. Тогда она поднялась и сказала:
— Вы уже видели, здесь его нет.
Ох, уж эти важные господа, подумала она после того, как Беттина Хербот ушла, спесивые важные господа. А еще она подумала, что слишком поздно приходят ей на ум правильные слова.
Еще до исхода дня Элизабет поехала в общежитие, но там никто не знал, куда делась Маша. В конце недели она уложила вещи и ушла. Все думали, что она дома. Элизабет хотела поговорить с Хансом, но тот уехал на совещание в Берлин. Регина старалась как могла успокоить свекровь.
— Сейчас на это смотрят по-другому.
— У него дети.
— Ну и что?
Откуда ей знать, каково это — поднимать детей без отца, подумала Элизабет.
— За все приходится платить, — сказала она, — рано или поздно платит каждый, и никому от этого не уйти.
— Ты ничего не можешь изменить.
— Маша — моя дочь.
— А изменить ты все равно ничего не сможешь.
Регина предложила Элизабет заночевать в городе, но она отказалась.
Она хотела вернуться в деревню, там она лучше себя чувствует. Она поцеловала маленького Пабло и ушла.