В отделе с полчаса поахали.

А дальше Власова посадили на место Смирнова, с прибавкой.

— Только смотрите, тоже с ума не сойдите! — ласково пошутил зав.

— Не сойду! — мужественно отшутился Власов. — Мне не с чего сходить!

Жизнь шла своим чередом.

Анна Ивановна вышла из мутной сунгарийской воды, как Венера из морской пены. Молодая, сильная, стройная, она шла по пляжу, топя ступни маленьких ног в золотой горячей кошме песка. Шерстяной темно-коричневый купальный костюм оттенял золотисто-розовый, еще свежий загар ее крепких плеч.

Быстрицкий сидел на скамеечке, ждал.

Анна Ивановна жила с ним уже третий год, но официально они были лишь “знакомыми”.

Освеженная водой и гимнастикой плавания, женщина посмотрела на своего друга неприязненно, как-то сразу, одним взглядом, впитав в себя всю его слабосильную сутулую фигурку с морщинистым лицом и слегка оттопыренной нижней губой — признак мелочности.

И, хотя знала наперед, что ответит Быстрицкий, Анна Ивановна все-таки спросила:

— Отчего же вы не купаетесь?

— Я удивляюсь, как вы можете купаться в той отвратительной воде, — еще более вытягивая нижнюю губу, ответил Быстрицкий, — надо быть слишком небрезгливым, чтобы погружать свое тело в эти помои.

Анна Ивановна почти с ненавистью взглянула на мужчину.

Ах, как она его знала!..

Чистенький, сухопарый и слабосильный, он сидел на скамейке, боясь пошевельнуться, чтобы не измять белых шевиотовых брюк, купленных вчера и впервые одетых.

— Как я его могла полюбить! — почти вздрогнула она. — Боже мой, какое чучело! И ведь не купается он только потому, что боится воды, не умеет плавать и стыдится этого.

И назло ему она сказала:

— Нет, вода ничего. Только, конечно, тебе, не умеющему плавать, купаться здесь опасно. Обрывисто тут… Ты бы поучился у Романченки.

— Я? — деревянно дернулся Быстрицкий и сейчас же окаменел, дрожа за складку своих панталон. — Мне учиться плавать на глазах у всех, чтобы какой-нибудь писака накарябал бы на меня фельетон в газете? Я — помощник заведующего местным отделением фирмы “Крамер и К-о”. Надо быть мещанкой, чтобы делать мне такие предложения.

Анна Ивановна вздохнула.

“Не надо ссориться, — подумала она. — У каждого человека есть свои недостатки. Все-таки по-своему он меня любит”.

Вспомнились подарки…

— Проживи-ка на жалованье машинистки! — еще раз вздохнула она, навзничь, во весь рост, растягиваясь на золотом горячем песке.

— Ты бы хоть на песочке погрелся! — ласково пропела она, снизу вверх глядя на его презрительное лицо с оттопыренной нижней губой.

И сейчас же поняла, что этого говорить не следовало; Быстрицкий был худ, как воробей весной, и стыдился своей худобы.

— Я слишком чистоплотен, чтобы валяться на этом заплеванном песке! — надменно пискнул он.

“А ну тебя к черту!” — досадливо подумала Анна Ивановна и перевернулась на живот, подставляя солнцу гибкую узкую спину.

Два японца, с фотографическим аппаратом слонявшиеся по пляжу, стали медленно подкрадываться к женщине…

И нерешительно остановились в пяти шагах от нее.

— Эээ! — начал один из них, посолиднее и постарше. — Иссс… эээ!.. Извините… Мозно вас снимать?

Анна Ивановна подняла голову.

— Не смейте! Впрочем, — захохотала она, — черт с вами, снимайте.

— Не позволяй! — дернулся Быстрицкий. — Не смей позволять. Я не желаю.

— Ну и говори с ними сам! — злорадно зевнула женщина, пряча лицо в ладони. — Защищай меня.

— Нельзя, нельзя! — замахал рукой Быстрицкий. — Моя не разрешай. Прошу вас… Нельзя!

— Мадам разрешает, почему нельзя? — обиделся японец посолиднее. — Что такое? Анноне!..

Другой в это время, скаля золотые зубы, уже орудовал аппаратом.

Быстрицкий почти плакал. Был выход — сесть на песок рядом с Анной Ивановной, заслонив собою ее от объектива, но тогда бы пропала свежесть шевиотовых брюк, а сегодня вечером надо было идти на симфонию! Он терялся.

— Боже мой, какой червяк! — с отвращением думала женщина, сквозь пальцы рук, закрывших лицо, наблюдая Быстрицкого.

И так как публика, валявшаяся на пляже, стала уже обращать внимание на происходившее, она, легко и грациозно вскочив с песку и показав японцам шиш, побежала к Яхт-Клубу.