Избранное
вернуться

Аронзон Леонид Львович
Шрифт:

1961

" По вестибюльной скуке города "

По вестибюльной скуке города передвечернего, по скуке к дождю приподнятого ворота я узнаю о Петербурге подробности, и с ними в саду иду и мыслю непрестанно, пока слагается в осадок рассказ о буднях арестанта.

1960

ВАЛААМ

1. Где лодка врезана в песок, кормой об озеро стуча, где мог бы чащи этой лось стоять, любя свою печаль, там я, надев очки слепца, смотрю на синие картины, по отпечаткам стоп в песках хочу узнать лицо мужчины. И потому как тот ушедший был ликом мрачен и безумен, вокруг меня сновали шершни, как будто я вчера здесь умер. 2. Где бледный швед, устав от качки, хватался за уступы камня, где гладкий ветер пас волну, прибив два тела к валуну, где шерстяной перчаткой брал я бока ярящихся шмелей, и чешуя ночных рыбалок сребрила с волн ползущий шлейф, и там я, расправляя лик твой, смотрел на сны озер и видел, как меж камней стоял великий, чело украсивший гордыней.

[Весна] 1965

" Вега рек на гривах свей, "

Р.П.

Вега рек на гривах свей, пряжа пчел лесных — Онега, нега утренних церквей на холмах ночного брега… Где колеблющимся зноем, утопив стопы в песок, ты стояла предо мною, глядя Господу в лицо.

[Июль 1965]

СОНЕТ В ИГАРКУ

Ал. Ал.

У вас белее наши ночи, а значит, белый свет белей: белей породы лебедей и облака, и шеи дочек. Природа, что она? Подстрочник с языков неба? и Орфей не сочинитель, не Орфей, а Гнедич, Кашкин, переводчик? И право, где же в ней сонет? Увы, его в природе нет. В ней есть леса, но нету древа: оно — в садах небытия: Орфей тот, Эвридике льстя, не Эвридику пел, но Еву!

Июнь 1967

" В поле полем я дышу. "

В поле полем я дышу. Вдруг тоскливо. Речка. Берег. Не своей тоски ли шум я услышал в крыльях зверя? Пролетел… Стою один. Ничего уже не вижу. Только небо впереди. Воздух черен и недвижим. Там, где девочкой нагой я стоял в каком-то детстве, что там, дерево ли, конь или вовсе неизвестный?

[1967?]

" Дурна осенняя погода: "

Дурна осенняя погода: кругом тоска и непогода. Понур октябрь в октябре, и в скуке не отыщешь брода. Одно спасение — колода. Или, колоды не беря, сесть перечитывать себя.

[1968]

" Есть между нами молчание. Одно. "

Есть между нами молчание. Одно. Молчание одно, другое, третье. Полно молчаний, каждое оно — есть матерьял для стихотворной сети. А слово — нить. Его в иглу проденьте и словонитью сделайте окно — молчание теперь обрамлено, оно — ячейка невода в сонете. Чем более ячейка, тем крупней размер души, запутавшейся в ней. Любой улов обильный будет мельче, чем у ловца, посмеющего сметь гигантскую связать такую сеть, в которой бы была одна ячейка!

[1968?]

" Боже мой, как все красиво! "

Боже мой, как все красиво! Всякий раз как никогда. Нет в прекрасном перерыва, отвернуться б, но куда? Оттого, что он речной, ветер трепетный прохладен. Никакого мира сзади — все, что есть — передо мной.

[Весна 1970]

" Не ты ли, спятивший на нежном, "

Не ты ли, спятивший на нежном, с неутомимостью верблюжьей прошел все море побережьем, ночными мыслями навьюжен, и не к тебе ли без одежды спускался ангел безоружный и с утопической надеждой на упоительную дружбу? Так неужели моря ум был только ветер, только шум? Я видел: ангел твой не прячась в раздумье медленном летел в свою пустыню, в свой надел, твоим отступничеством мрачный.