Людмила. Всё-таки?

Китаев. Ну… примерно, как в опере «Деймон» — желаю видеть вечной подругой жизни…

Людмила. А — она?

Китаев. Она, конечно, смеётся. Любовь — дело весёлое, игристое дело!

Людмила. Ух, какой ты глупый, даже страшно!.. (Убежала.)

Силантьев (входит).Здравствуйте, товарищ Китаев! Я — к вам.

Китаев. Ну?

Силантьев. Доски у меня взяли, те самые…

Китаев. Кто взял?

Силантьев. Мишка-комсомол.

Китаев. Так просто — пришёл и взял?

Силантьев. Нет, конечно, за деньги, только он платить стесняется.

Китаев. Почему?

Силантьев. Нету денег у него, погоди, говорит! А мне нужно, я — бедный человек…

Китаев. Ты — не человек, а кулак.

Силантьев. Какой же я кулак? У кулака пальцы сжаты, а у меня — вот они — растопырены, потому — держать мне нечего.

Китаев. От тебя водкой пахнет.

Силантьев. Ну, так что? Водку и немец пьёт.

Китаев. Немец — пиво! У тебя в кармане бутылка.

Силантьев. Она мне не мешает.

Китаев. Ну, ступай! Доски меня не касаются.

Силантьев. Так ведь вы заведуете клубом и всем этим… устройством. Ведь я вам за них…

Китаев. Ступай, ступай! Доски получишь… Водку пьёте, черти…

Силантьев. Эх, трудно с вами, товарищи! Не деловой вы народ! (Уходит.)

(Троеруков навстречу; мимоходом — перешёптываются. Крыжов вышел с бутылкой нарзана, прошёл в кегельбан, прилёг на койку, курит.)

Китаев. Устал, старик?

Крыжов. Есть немножко.

Китаев. Что там у вас, — вредители работают?

(Крыжов не отвечает.)

Китаев. Много вокруг нас чужого народа.

Крыжов. Выметем.

(Троеруков смотрит на часы, щёлкнул крышкой.)

Китаев. А, учитель! Ты — что?

Троеруков. Спевка у меня.

Китаев. Почему — здесь?

Троеруков. Эстрада не готова.

Китаев (щёлкнув пальцем по бутылке нарзана). Аш два о! — Вода, значит. (Отводит Троерукова в сторону.)Стишки мои прочитал?

Троеруков. Как же…

Китаев. Ну — что?

Троеруков. Правду сказать?

Китаев. Обязательно!

Троеруков. Стишки — дрянь, но — от души.

Китаев. То есть — как это?

Троеруков. Очень просто, вы — не обижайтесь, товарищ Христофор. По форме они — дрянь, но по искренности — неплохи.

(Китаев мычит.)

Троеруков. Видите ли: одно дело слова, другое — мелодия. Мелодия — подлинная песня души, то есть — самое настоящее, самая глубокая правда человека, — ваша правда…

Китаев. Угу! Да…

Троеруков (оглядываясь, вполголоса). Например — «Интернационал» можно петь церковно, на третий глас, на шестой. (Поёт.)

Китаев (удивлён). Ах, чёрт! В самом деле. Это — смешно…

Троеруков. И многие, когда поют «Интернационал», так не отрекаются от старого мира, а взывают к воскресению его; новый-то им уже надоел, понимаете…

Китаев. Верно! Поют некоторые! Ах ты, щучий сын! Замечаешь!

Троеруков. Теперь, возвращаясь к вашим стишкам…

Китаев. Ты смотри, никому не говори, что я сочиняю!

Троеруков. Я — помню! Ни-ни, никому! Так вот, стишки… В чём их недостаток? В том, товарищ Христофор, что вы взялись не за своё дело. По натуре вашей, вы — разрушитель, вам разрушать надо, а вы — строите и воспеваете стройку, казённое, не ваше дело. Поэтому слова не совпадают у вас с мелодией души, с настоящей вашей правдой, — вашей! Понимаете?