Молли была у него за кухарку. Рано утром она отправлялась на рынок и, вернувшись, стряпала на старом очаге незамысловатую пищу. Она сказала, что Якоб ест немного, и случалось так, что, возвратившись через два дня, она находила свою стряпню почти нетронутой.

– Он очень худой, а лицо у него – заросшее бородой, и волосы длинные, как у женщины. Когда он спускается в подвал, мне запрещено следовать за ним. А еще он в первый же день предупредил меня, чтобы я не смела ни с кем болтать о том, что увижу у него.

– Ты прибираешься в его доме?

– Нет, господин Якоб запрещает мне трогать что-то без его разрешения, даже если это сор. В комнатах грязно, но там так мало света, что грязь почти не видна. Я нужна ему лишь затем, чтобы покупать еду, потому что сам он не выходит из дома с тех самых пор, как поселился в нем.

Я все сильнее заинтересовывался этим необычным типом. По всему получалось, что Молли повезло связаться с умалишенным, но и его сумасшествие показалось мне занятным. Как же он проводит свои дни, сидя в одиночестве в полуразвалившемся доме?

Молли знала ответ и на этот вопрос. За то время, что она служила у «господина Якоба», тот привык к ней и почти перестал замечать ее приход. Обычно по утрам, когда Молли возвращалась с рынка, волоча корзину с провизией, он уже сидел над книгой возле единственного незаколоченного окна и что-то писал на листах, коих вокруг него было разбросано без счета.

– Так он грамотен! – воскликнул я, услышав об этом.

– Ну да… Разве я не сказала? По речи и повадкам он образованный господин, но временами ведет себя хуже мясника. Взять хоть случай с Бертой…

Но тут я прервал Молли, собиравшуюся снова поведать мне об изгнании Берты, и велел ей возвращаться к рассказу о привычках Якоба.

– Сначала он писал очень много и страшно злился, комкал листы, а один раз даже швырнул книгу в стену. Но теперь он почти ничего не пишет, только листает ее и рассматривает рисунки.

– Что это за книга? У нее есть название?

Нет, названия у книги нет, сказала Молли. Как-то раз, когда господин Якоб спустился в подвал, он оставил ее на столе возле окна. Если бы книга не была раскрытой, Молли и в голову не пришло бы заглянуть в нее, но, увидев рисунки на страницах, она не удержалась и подошла поближе.

– Что же там было нарисовано?

– Я не смогла разобрать, – смущенно призналась она.

– Как же так?

– Я только увидела, что там много женщин, а еще цветы, каких я никогда не встречала, а потом мне вдруг подумалось, что это же колдовская книга, а значит, смотреть в нее нельзя! И я сразу убежала.

– Бог мой, да с чего ты взяла, что она колдовская?! – воскликнул я сердито.

И тут Молли сказала такое, что подействовало на меня как удар лошадиного копыта.

– Потому что в этой книге написано о том, как превращать разные предметы в золото. Например, камни. Говорю же, я видела слитки своими глазами! Было темно, но они сверкали в сумраке. Целая груда золота в том подвале, куда господин Якоб спускался каждый день и запрещал мне идти за ним следом. Вы сами рассказывали, господин, что ученые люди не смогли добиться такого превращения с помощью своих удивительных наук! Даже вы не смогли, а ведь вы – лучший алхимик королевства! Значит, лишь дьявольское колдовство способно на такое. В этой книге наверняка содержатся старинные заклинания, которые господин Якоб пытался прочесть целыми сутками, ничего не ел и даже, кажется, совсем не спал. В самом деле, я ни разу не видела его спящим! А потом, наконец, ему это удалось…

В то утро Молли, придя с рынка, не обнаружила хозяина дома на его обычном месте – возле окна, в окружении разбросанных и скомканных листов. Поставив корзину на стол, она осторожно прошла по всем комнатам, заглянула в спальню, но увидела там лишь узкую застланную кровать. Ей стало беспокойно: никогда прежде не случалось такого, чтобы Якоб уходил из дома. Она негромко позвала его, но ответом ей была тишина.

С перепугу Молли решила, что ночью в дом забрались грабители и отправили к праотцам старого одноглазого книгочея. Значит, где-то в доме лежит тело, а она до дрожи боится трупов. И все-таки, превозмогая страх, осмотрела комнаты еще раз, заглядывая во все места, где могло поместиться тело господина Якоба.

Когда и второй осмотр ничего не дал, она подумала о том, что стоит позвать соседей. И тут снизу, из подвала, раздались звуки, сразу же подсказавшие Молли самое вероятное объяснение, о котором она отчего-то не подумала. «Подземелье!» Торопливо сбежала женщина вниз по крошащимся от древности ступеням и здесь, к своему облегчению, увидела хозяина дома – целым и, как показалось ей на первый взгляд, невредимым.

От радости она изменила своей привычке здороваться с ним почти неслышно, как он требовал прежде, и громко воскликнула: «Бог мой, вот вы где, господин Якоб! А я уж весь дом обыскала, боялась, не случилось ли с вами чего! Вот и славно, что…»

Господин Якоб поднял на служанку глаза, и изъявления радости оборвались на полуслове. Молли замолчала, только теперь разглядев, как преобразился хозяин «Хромого Копыта».

Он и прежде не отличался благообразием, а сейчас вид его был и вовсе страшен. Всклокоченная борода из белой превратилась в серую и торчала клоками во все стороны. Щеки расцарапаны в кровь, рука наспех перевязана оторванным краем сорочки, превратившейся в лохмотья. Фартук, который он надевал, спускаясь вниз, заляпан бурыми пятнами. В его глазах плескалось веселье, но то было веселье безумца.