Я вновь вспомнила Киллиана, как он смотрел на меня, услышала его голос — я думала, что его я тоже забыла. Только в этот раз на месте Джека была я, и я смотрела на Джеймса.

— Джеймс, — сказала я, — по-моему, я умираю.

— Святилище, — благоговейно произнес Пол. Я наградил его испепеляющим взглядом и постучал. Впрочем, мне и самому было интересно. Во-первых, интересно, что Салливану от нас понадобилось. А во-вторых, интересно, как выглядит комната преподавателя. Мне всегда казалось, что днем они учат, а по ночам их складывают в коробки из-под обуви и засовывают под кровать до следующего раза.

— Как ты думаешь, зачем он нас позвал? — в сотый раз после того, как мы нашли на двери записку, спросил Пол.

— Никто не знает, чего хочет Салливан, — ответил я.

Из-за двери послышался голос:

— Открыто.

Пол лишь смотрел на меня круглыми глазами, поэтому я открыл дверь и зашел первым.

Комната у него была… странная. Почти как наша. Те же старые высокие потолки, выкрашенные в белый цвет (Пол говорит, что они «беловатые», но я не обращаю на него внимания: сарказм — исключительно моя прерогатива), та же маленькая койка с выдвижными ящиками, те же скрипучие неровные полы, и окно выходит на стоянку за общежитием.

Отличие в том, что у Салливана есть крошечная кухонька и собственная ванная. И еще: наша комната пахнет чипсами, нестираным бельем и обувью, а комната Салливана пахнет корицей от ароматической свечи на тумбочке возле кровати, прямо как в интерьерных журналах, и цветами. Цветочный запах, судя по всему, шел от большой вазы с маргаритками, которая стояла на крошечном кухонном столике.

Мы с Полом посмотрели на маргаритки и переглянулись. Миленькие цветы.

— Омлет будете? — спросил из кухни Салливан.

На нем была черная фуфайка с капюшоном с логотипом музыкальной школы Джульярда и подозрительно модные для начальства джинсы. В руках он держал кухонную лопатку.

— Я умею готовить только омлет.

— Мы поели. — Пол, похоже, слегка испугался, что Салливан — живой человек ненамного старше нас.

Я подошел и заглянул в сковородку:

— Больше похоже на яичницу-болтунью.

— Это омлет, — возразил Салливан.

— А выглядит и пахнет как болтунья.

— Уверяю тебя, это омлет.

Я ухватил один из разномастных стульев, стоявших вокруг стола, и сел. Пол последовал моему примеру.

— Говорите, что угодно, все равно это болтунья.

Салливан исполнил затейливый ритуал переноса яиц на тарелку. Трудно заставить болтунью сохранять форму омлета.

— Если не возражаете, я поем, пока мы будем разговаривать.

— Мы же не можем позволить вам погибнуть от голода… У нас неприятности?

Салливан перетащил стул от письменного стола в кухню и сел:

— Джеймс, у тебя всегда какие-то неприятности, а у Пола их не бывает. Сколько у нас времени до захода солнца?

— Тридцать две минуты, — ответил Пол, и мы с Салливаном воззрились на него.

В тот самый момент я понял, что после первой встречи я Пола, в сущности, не видел. Я видел только свое первое впечатление: круглые глаза за круглыми стеклами очков, круглое лицо, круглая голова, все круглое. Странно, что я раньше не замечал, какие внимательные у него глаза и как беспокойно кривятся его губы. Выходит, мы провели много недель в одной комнате, а я ничего не видел, пока мы не очутились у Салливана на кухне. Интересно, кто из нас изменился?

— Да ты у нас метеоролог, — проворчал я, недовольный тем, что он ухитрился незаметно поменять свой «круглый» образ. — Ну или кто там знает про восход и закат и фазы луны?

— Знания полезны, — назидательно сказал Салливан и так посмотрел на меня, как будто я провинился. Не подействовало. Он начал есть. — Я сегодня разговаривал с профессором Линнет.

Мы с Полом фыркнули.

— Какой она профессор?

— Ты несправедлив, Джеймс. У нее докторская степень то ли по английскому, то ли по психологии. Неважно. Важно другое: ее степень означает, что она, если захочет, может сильно испортить нам жизнь, потому что я всего лишь магистр. В этой школе «магистр» означает «последний человек». — Салливан проглотил еще кусок яичницы и указал вилкой на лежащую на столе папку. — Принесла мне ваши планы. Похоже, они произвели на нее глубокое впечатление.