Он снова посмотрел на свои руки, прикрыв глаза ресницами:

— Ясно.

— Кроме тебя. — Я села. — Но ты должен мне обещать…

Джеймс то ли невинно, то ли ошеломленно распахнул глаза. Я не видела на его лице ни того, ни другого выражения.

— Что обещать?

— Обещай, что ты не будешь меня заставлять…

— Нуала, — серьезно ответил Джеймс, — я никогда бы не заставил тебя смотреть фильмы со Стивеном Сигалом.

Ни одна фея не говорила свое истинное имя человеку. Ни одна.

— Пообещай… Пообещай мне… — Я не знала, какое обещание с него взять. Как будто человеческие обещания чего-то стоят. Люди могут врать совершенно безнаказанно.

Джеймс потянулся ко мне, и я думала, что он меня поцелует. Однако он просто обнял меня и прикоснулся щекой к моей щеке. Я чувствовала, как бьется его сердце, медленно, размеренно и тепло, вдвое реже, чем у меня; я чувствовала его прерывистое дыхание. Поцелуй с этим не сравнится.

— Нуала, — произнес он низким хриплым голосом, — не бойся меня. Ты можешь не говорить, но если ты захочешь, я попытаюсь. Тут есть какой-то подвох, но я попытаюсь.

Я закрыла глаза. Это слишком. Шанс сохранить воспоминания, предупреждения фей во время вчерашнего танца, опасность раскрывания имени, его слова… Я не думала, что все так далеко зайдет.

Я так крепко зажмурилась, что под веками у меня замигали серые огоньки.

— Оран-Лиа-на-Мен.

Голова закружилась. Я произнесла его вслух. Действительно произнесла.

Джеймс обнял меня крепче и прошептал:

— Слава богу. Я думал, ты скажешь «Иззи Леопард», я засмеюсь, и ты меня убьешь.

— Придурок, — облегченно пробормотала я. Я была испугана до полусмерти, но мне стало легче.

— У меня задница затекает, — пожаловался он. — Как по-твоему, если я ошибусь с произношением, это очень плохо? Имечко-то не простое…

— Я серьезно! — взвилась я, сама того не ожидая.

Не нужно огрызаться. Он всегда шутит, даже когда совершенно серьезен, просто раньше я читала его мысли.

— И я серьезно. Может быть, это самое серьезное, что я делал в жизни.

Раздался звонок. Мы оба подпрыгнули. Джеймс достал из кармана телефон и нахмурился, глядя на экран:

— Салливан.

Он открыл телефон и наклонился ко мне, чтобы мы оба могли слышать.

— Да.

— Джеймс?

— Почему все уточняют, я ли это? — спросил Джеймс. — Да, это я.

Салливан говорил как будто издалека:

— У тебя по телефону другой голос. Она с тобой?

— Конечно.

— Слушай, извини, что я задерживаюсь. Тут… черт, подожди. — Пауза. — Прости. Так вот. Ты можешь отвезти ее в город? В закусочную? Садитесь за железный столик на улице. Она выдержит?

— Да.

— Хорошо. Хорошо. Встретимся там минут через пятнадцать. Джеймс… — Очередная пауза и вздох. — Джеймс, никому больше не говори. Пока об этом знают только преподаватели. Пропала Дейдре Монаган.

Вокруг пели птицы, мимо закусочной с шумом проносились машины… День был прекрасен.

Я очень осторожно положил руки на стол и принялся крутить между пальцами покой-камень. Я так хотел написать на руке слово «вина», что почти чувствовал во рту горький вкус букв.

— Зря Салливан тебе сказал. — Нуала посмотрела на официантку, которая принесла нам стаканы с водой и переставляла их, пытаясь поймать мой взгляд. — Спасибо, все хорошо. Просто поставьте их на стол! — Она взмахнула рукой, как будто стряхивала с пальцев воду.

Официантка удалилась.

Я вспоминал последний разговор с Ди. Все последовавшее за их стычкой с Нуалой почему-то напрочь выпало из памяти. Мне казалось, что я сказал что-то ужасное, что я виноват в ее исчезновении.

— Волынщик, — вывела меня из раздумий Нуала, — вот зачем он тебе сказал? Чтобы ты сходил с ума, как обычно? — Она открыла рот, будто собираясь что-то добавить, но вместо этого лишь потянулась к столу за спиной, взяла ручку, которую кто-то оставил вместе с чеком, и протянула мне: — Давай пиши.

Еще один повод чувствовать себя виноватым. Возвращаюсь к старым привычкам.

Она вложила ручку в мою ладонь:

— Если хочешь, напишу сама.

Я почувствовал облегчение, как только ручка коснулась моей кожи. Я нацарапал «черная река» и вздохнул.

— Это что еще такое? — спросила Нуала.

Я не знал. Но написать это было приятно.

Нуала ущипнула меня за мизинец:

— Говори со мной. Я уже не могу читать твои мысли.

— Я не знаю, что это значит, — ответил я. — Когда мы познакомились, я понятия не имел, что означает половина из написанного на моих руках.