С высоты четырнадцатого этажа слышу возмущенный ропот тех своих поклонников, кто полагал, что Мессинг был всемогущий колдун, а будущее являлось для него чем-то вроде волшебной книги. Стоило открыть ее, отыскать нужную страницу, прочитать заклинание, как грядущее вмиг представало перед ним во всей своей полноте. Картинка цветная, голос за кадром дает пояснения — «это телевизор», «это мобильник», а это «Вилли Вайскруфт, прячущий камень за пазухой». Неужели до сих пор не перевелись простаки, которые полагают телепатию тем самым рычагом, ухватившись за который можно перевернуть мир? В такое очень хочется верить, но это не так.

Это сказки.

В реальном Берлине или Москве, или в любом другом городе проживает множество телепатов, тем не менее, на земле до сих пор существуют болезни, люди страдают от голода, холода, землетрясений и потопов.

К будущему и наяву нелегко прорваться, что уж говорить о ясновидении! Мало кому известно, какое это трудное дело уловить непознанное через сулонг.

Мне не раз за долгую профессиональную карьеру приходилось встречать «ясновидящих», берущихся ответить на любые «что», «где», «когда» и «каким образом». В Польше, например, выступал известный медиум Шиллер-Школьник. Он брался предсказывать номера лотерейных билетов, на которые должны выпасть выигрыши в ближайшем розыгрыше. Когда мне рассказали о такого рода чуде, я задал только один вопрос — почему эти номера не купит сам провидец, хотя бы для того, чтобы иметь возможность бросить свою сомнительную и рискованную профессию?

Будущее — это скорее мыслеобраз, являющийся спонтанно, неподвластный воле телепата. Это, скорее, некий символ, имеющий достаточно понятные очертания, но никак не детализированный во времени. Чаще всего это туманный, нечеткий, эскиз, живущий собственной жизнью, в собственной реальности, приметы которой чаще всего непонятны и несвязанны между собой.

Другое дело, что встреча с Рейнхардом встряхнула меня, прибавил сил, заставила трезво взглянуть на жалкого, обезумевшего от страха Мессинга.

Что же случилось со знаменитым медиумом? На что он рассчитывал, отправляясь в Германию? Почему позволил накинуть петлю себе на шею? Как избавиться от петли? В чем причина бездумной непоследовательности? Неужели можно пожертвовать уважением к себе и дистанцией ради каких-то, пусть и самых изысканных благ?

Ответ проклюнулся накануне встречи, утром, в самый миг пробуждения, когда сознание еще дремлет, еще прощается с тьмой, но уже и приветствует день. В этой пограничной зоне царят пронзительная ясность и редчайшее внутреннее согласие. Старый верный дружище-разум подсказал — ключ к тайне в телефонном звонке.

Да-да, в самом обычном телефонном звонке, на который отважился хозяин пивной, как только в его заведение вновь появился экзотический незнакомец и заказал кофе и сосиски. Цепь выстраивалась самая незатейливая — кто-то случайно брякнул, в Берлине, мол, еще не перевелись сумасшедшие, которые направляются в пивную пить кофе. Не исключено, что это был сам хозяин, приглядывавший за каждым, кто посещает его заведение. Этот анекдот дошел до товарища Рейнхарда, и тот как человек, склонный к конспирации, готовый отразить любые происки оппозиционеров, мешающих революционной борьбе, поинтересовался, кем был этот чудак? Смекнув, что незнакомец очень напоминает небезызвестного Мессинга, десять лет назад сбежавшего из поезда, направлявшегося в Москву, Рейнхард попросил хозяина звякнуть, если этот господин вновь появится в бирштубе.

Такое бесхитростное объяснение невероятной прозорливости товарища Рейнхарда, смутило меня и в то же время подарило надежду.

На встречу я отправился, отпросившись на представление в Винтергартен. Вел себя как школьник, разве что не хныкал и не размазывал сопли по щекам. В середине представления, когда упитанные фрау принялись лихо вскидывать соблазнительные, полненькие ноги, отправился в туалет, оттуда черным ходом, незамеченным, выскользнул на улицу.

Рейнхард был холоден со мной и, как и прежде, неумолим до смешного. Я так и заявил — не будем смешить товарищей, Гюнтер. Я не давал никаких подписок, обязательств, не клялся на «Капитале», так что нечего пугать меня партийным судом.

— Ты просил о помощи, товарищ, — напомнил Рейнхард.

Я сразу сник, признался.

— Угодил в ловушку. В лапы к дьяволу.

В этот момент дьявол собственной персоной появился в зале и, осмотревшись, направился к нашему столику. Он устроился за столиком, заказал пиво.

— Ты преувеличиваешь, Вольфи. Я всего лишь деловой человек. У меня есть хватка, и свой гешефт я не упущу.

Затем он обратился к Рейнхарду.

— Как будем делить Мессинга, дружище? Вдоль или поперек? Возможно, господин депутат согласится войти в долю?

Я удивленно глянул на Рейнхарда. Тот по-прежнему отмалчивался, тогда я перевел взгляд на Вайскруфта.

Вилли кивнул подтверждая.

— Да-да, господин-товарищ Рейнхард, секретарь Берлинского городского комитета, — народный избранник. Теперь его нельзя даже пальцем тронуть, не то, что кастетом или полицейской дубинкой. Могу добавить, господин депутат относится к числу тех парламентариев, кто еще не окончательно потерял голову. Я слыхал, у него существенные разногласия с теми, кто готов с потрохами продать Германию усатому дядьке из Кремля.