В следующий раз, когда бабушка повела Васю в цирк, он захотел сфотографироваться с удавом. Удав лежал шарфиком на Васиной шее, он его гладил и чуть ли не целовал.

– Бабушка, он теплый, давай ты тоже сфотографируешься! – умолял Вася.

– Нет, – отвечала бабушка.

– Ну, пожалуйста, смотри, какой он хороший, – просил Вася. – А ты будешь как бабушка удава.

Бабушка сдалась. Когда фотограф водрузил удава на пышную бабушкину грудь шестого размера, тот начал сворачиваться кольцами, устраиваясь поудобнее.

– Ай, ой, – испугалась бабушка.

– Не бойся, – радостно подбадривал ее внук. – Ты его погладь.

– Снимите его, – попросила бабушка. – Он меня душит.

– Это он тебя обнимает, – восторженно объяснил Вася.

Бабушку от удава отлепляли всем фойе. Это тоже было впервые в истории цирка. Фотограф тянул удава, Вася – бабушку, а бабушка произносила не вполне цензурную речь.

В зоопарке бабушка чуть не подралась с обезьяной, с которой в очередной раз решил сфотографироваться Вася.

– Убери руку, – злобно процедила бабушка, когда фотограф выстроил стандартный кадр: обезьяна обнимает человека.

– Что? – не понял фотограф.

– Пусть он уберет руку, – сказала бабушка.

Обезьяна в этот момент обняла бабушку со всей страстью и полезла целоваться.

– Убью, – пообещала бабушка то ли обезьяне, то ли фотографу.

Обезьяна надула губы и сделала «брррр», оплевав бабушку слюной. Бабушка плюнула тоже. Вася лежал на асфальте и покатывался со смеху.

– Ну, вы, женщина, вообще, – не одобрил бабушкиного поведения фотограф.

Когда они фотографировались с голубями, белая голубка села бабушке на голову и накакала.

– К счастью, – сказала, нервно хихикнув, дрессировщица.

Бабушка произнесла то, что дети слышать не должны.

А милый пудель с заколочкой на челке цапнул бабушку за руку. Бабушка схватила пуделя за лапу и не отпускала. Пудель еле вырвался и убежал. Другой пудель упирался всеми лапами и отказывался садиться бабушке на колени, хотя его и подтаскивали на поводке. Бабушка сидела с видом «только попробуй, подойди...».

Вася еще мечтает затащить бабушку к тиграм и в бассейн с дельфинами.

Все родители немножко сумасшедшие. Не без странностей. Вот мама, например, иногда забывает, кто я.

– Кто это к нам пришел? Что за девочка такая? – спрашивает она, когда папа приводит меня на кухню завтракать.

Она что, не может запомнить, что я ее дочь?

Или вот другая странность.

У меня есть любимый плед – с лосями. Я все время с ним хожу. Иногда прячусь под ним. Но только голову. Но мама каждый раз ахает:

– Где Сима? Где наша девочка? Куда пропала?

Я выбираюсь из пледа, чтобы она меня увидела.

– Вот Сима! – радуется мама, а я прячусь снова.

– Где Сима? Куда опять пропала?

И так раз двадцать. Мама никак не может понять, что я сижу под пледом и никуда не пропадаю. Но она так радуется, что я играю с ней в «прятки».

Еще они с папой никак не могут отличить голос девочки от голоса мальчика. Я их зову из комнаты, чтобы они дали мне попить, а мама каждый раз спрашивает:

– Это Сима или Вася зовет?

– Сима, наверное, – отвечает папа.

А однажды они меня даже напугали. Я тогда еще ела кашу из пачки. Мама достала из шкафа одну пачку и поставила на стол. Пачка покачнулась и упала на пол. Мама подняла ее с пола и опять поставила. Пачка несколько раз подпрыгнула на столе и замерла.

– А-а-а-а! – закричала мама.

На крик прибежал папа.

– Что? – спросил он.

– Пачка, она прыгает, – ответила мама.

Папа посмотрел на лежащую неподвижно на столе пачку.

– Ты до нее дотронься, – предложила мама.

Папа дотронулся, и пачка опять подпрыгнула.

– Там мышь! – опять закричала мама.

Папа подхватил пачку и выбросил ее на балкон. Дверь они закрыли и смотрели на пачку через окно.

– Откуда у нас мыши? Я ее из шкафа достала. Она закрытая.

– Может, она еще на складе в пачку залезла, – предположил папа.

– Надо ее выбросить на улицу, – предложила мама.

– Выброси, – согласился папа.

– Нет, лучше ты, я мышей боюсь.