— Тебе нужно отдохнуть. Поговорим завтра утром.

— Я не собираюсь отдыхать, и мы не вернемся к этому разговору завтра утром.

— Единственный свет? Иногда больше похоже на луч, бьющий прямо в глаза. Ты упрямая и несносная женщина.

— Да. — Она улыбнулась и вновь протянула ему руки. — Присядь. Ты беспокоишься и заботишься обо мне. Я это понимаю и ценю.

— Ради меня. — Хойт поднес ее руки к губам. — Я успокоюсь. И сосредоточусь на деле.

— Хорошо. — Она высвободила руки и игриво толкнула его в грудь. — Очень хорошо. Значит, коварство — не только женская черта.

— Это не коварство, а истина.

— Попроси меня о чем-нибудь другом, и я постараюсь выполнить твою просьбу. Но оставаться в башне — этого я тебе обещать не могу, Хойт. Я тоже волнуюсь за тебя. За всех нас. И постоянно мучаюсь вопросом: что мы можем сделать, какие у нас возможности. Почему во всем мире — во всех мирах — только нам, женщинам, поручена эта работа — продумывать каждый шаг, беспокоясь о дорогих тебе людях. Но от моих размышлений, к сожалению, ничего не изменилось. И мы уже потеряли очень хорошего человека.

— Если я потеряю тебя… Гленна. Даже думать об этом не могу.

Она знала, что иногда женщина должна быть сильнее мужчины.

— Миров так много, и они непостижимы. Думаю, мы уже никогда не потеряем друг друга. Теперь у меня есть больше, чем когда-либо. И это делает нас лучше. Возможно, мы здесь еще и для того, чтобы найти друг друга.

Гленна прижалась к нему и вздохнула, почувствовав его крепкое объятие.

— Останься со мной. Ложись рядом. Люби меня.

— Тебе нужно выздоравливать.

— Да. — Она потянула его за собой на подушки, коснулась губами его губ. — Нужно.

Хойт надеялся, что сможет подарить ей всю свою нежность, в которой она так нуждалась. Он хотел доставить ей это волшебное наслаждение.

— Тогда медленно. — Он поцеловал Гленну в щеку. — И тихо.

Он касался ее только губами, покрыв теплыми и убаюкивающими поцелуями ее лицо и шею. Потом снял с нее рубашку и стал целовать грудь, синяки на боку. Осторожно и бережно.

Легкие, словно крылья птицы, его губы и пальцы успокаивали — тело и душу — и одновременно возбуждали.

Их взгляды встретились, и Хойт понял, что ему открылось ранее неведомое. Он обладает тем, чего у него еще никогда не было.

Он поднял Гленну на подушку из воздуха и серебристого света, сделав магию своей постелью. Со звуком, напоминающим вздох, в комнате зажглись свечи. Их свет был похож на расплавленное золото.

— Как чудесно. — Паря в воздухе, Гленна взяла его за руки и закрыла глаза. Она наслаждалась. — Волшебно.

— Я отдам тебе все, что у меня есть, но думаю, что этого мало.

— Ты ошибаешься. Больше ничего не нужно.

Не только наслаждение, не только страсть.

Понимает ли он, что с ней творится от его прикосновений? То, что они пережили — ужас, боль, смерть, проклятие, — не может затмить это чувство. Огонь, горевший в ее душе, служил для него маяком, который никогда не погаснет.

Жизнь многолика, и сейчас Хойт и Гленна погрузились в самую приятную и ошеломительную ее часть. Вкус его губ лечил душу, прикосновения будили сонм желаний. Прижавшись к Хойту, она подняла руки и развернула ладони. С них дождем посыпались белоснежные лепестки роз.

Гленна улыбнулась, почувствовав его плоть внутри себя, и их тела стали двигаться в унисон, нежно и медленно. Взлет и падение тел и сердец. Воздух, насыщенный светом, ароматами и чувствами.

На кухне Мойра задумчиво разглядывала консервную банку с супом. Все проголодались, и она решила что-нибудь приготовить на случай, если Гленна проснется. Чай-то она заварит, но хорошо бы кто-нибудь показал, как совладать с этой штукой.

Она лишь один раз видела, как Кинг открывал такой цилиндр машинкой, издававшей противный звук. Мойра трижды пыталась включить машинку, а теперь раздумывала: может, лучше воспользоваться мечом, чтобы вскрыть проклятую банку?

У нее были способности к магии, но, честно говоря, совсем небольшие. Оглянувшись и удостоверившись, что она одна, Мойра сосредоточилась и представила цилиндр открытым.

Он слегка завибрировал, но упрямо не хотел открываться.

— Отлично, попробуем еще раз.

Нагнувшись, она принялась разглядывать консервный нож, прикрепленный к нижней стороне столешницы. Будь у нее инструменты, Мойра могла бы разобрать эту штуку и выяснить, как она работает. Ей нравилось разбираться в устройстве разных вещей. Хотя в первую очередь инструментами она открыла бы этот чертов цилиндр.