Шрифт:
Эва Странд нахмурилась, соображая, потом пожала плечами и отложила карандаш.
– Я хочу задать вам несколько вопросов от имени нашего Фонда, – продолжил Эберляйн. – В Германии очень заинтересованы в выяснении деталей… этот интерес носит, я бы сказал, исторический характер.
– Немецкий фонд, пользующийся услугами шведской тайной полиции?
– Да, мы получили согласие на короткую дружескую беседу… я подчеркиваю: дружескую. – Эберляйн снова улыбнулся, на этот раз более принужденно. – Это как раз тот случай, когда от сотрудничества выиграют все.
– Мне трудно представить, чтобы прокурор в Фалуне был осведомлен о цели этой поездки.
– Могу вас уверить, мы действуем в рамках закона.
– Если это касается гибели Эрика Халла…
– Не только, – перебил ее Эберляйн, – не только его гибели. Меня интересует, что именно он нашел в шахте.
Во взгляде немца было что-то гипнотическое. Дон с трудом отвел глаза.
– Говорил ли он что-либо о каких-то предметах… или документах, найденных им в шахте? Кроме исчезнувшего креста?
– Эрик… – начала было Эва Странд, но ее опередила раздраженная реплика Дона:
– И что вам за радость… что вам за польза от этого?
Голос ему плохо подчинялся, и от этого он раздражался еще больше.
– Это очень длинная история, Дон Тительман…
Послышался кашель. Эберляйн покосился на человека-жабу. Тот сидел на высокой табуретке, опершись спиной на книжные полки.
– Слишком длинная…
Эберляйн словно ожидал ответной реплики, но Дон угрюмо молчал.
– Дело в том, что у нас есть веские причины полагать, что найденный Эриком Халлом крест принадлежит нам. Можно сказать так: все найденное в этой шахте, все без исключения… своего рода ключ к исторической тайне. Тайне, которую наш Фонд уже много лет пытается разгадать. Но вышло так, что Эрик Халл оставил нас, и вы, похоже, единственный, кто может нам помочь.
– Мне очень трудно понять, чем я могу быть вам полезен…
Раздраженное шипение человека-жабы за спиной.
– Я видел Эрика Халла всего один раз, – продолжил Дон хрипло. – И единственный предмет, про который мне что-то известно – это крест. Остальное я знаю только из газет.
– Жаль, что наша беседа начинается так… непродуктивно, – сказал Эберляйн.
– Вот как? Почему?
– Да… насколько я понимаю, вы говорите неправду…
Дон устроился поудобней на стуле и поправил пиджак.
– Начнем с начала. Если я не ошибаюсь, вы вели с Эриком долгие телефонные разговоры всю неделю до убийства. И, как мы слышали, в его компьютере есть записи о найденных им в шахте документах. Он же говорил вам об этом?
– Я не понимаю, о чем идет речь.
– Мы также знаем, что Эрик говорил о каком-то «сюрпризе», найденном им в шахте, – помимо креста. Что он имел в виду – документ или еще какой-то предмет, нам не известно.
– Другой предмет? Помимо креста? – голос адвоката.
– Мы приехали сюда только ради того, чтобы навести ясность в этом вопросе.
Дон оглянулся на человека-жабу. Тот сидел молча, уставившись в потолок.
– Говорил ли Эрик что-нибудь о предмете в форме звезды… или о заполярной области на север от Свальбарда [32] ?
32
Свальбард – норвежский архипелаг, в который входит, в частности, Шпицберген. На Западе, в том числе и в Норвегии, географическое название Шпицберген относится лишь к самому большому острову, а весь архипелаг носит имя Свальбард (в переводе с норвежского – «холодный край»).
В советской и российской традиции и документации все наоборот: архипелаг называется Шпицберген, а самый большой остров – Свальбард.
Дон покачал головой – у него было чувство, что его головой качает кто-то посторонний.
– И никаких документов?
– Я же сказал…
– О чем же вы говорили?
– Он звонил, как правило, поздно вечером… – Дон опять поерзал на стуле. – В основном просил приехать и посмотреть на крест.
– Пожалуйста, подумайте хорошенько, – сказал Эберляйн. – То, что не представляет никакого интереса для вас, для нас может оказаться решающим. Мельчайшая деталь…
Дон наконец придумал способ избавиться от пристального, гипнотизирующего взгляда немца – он стал внимательно рассматривать его шевелящиеся губы. Ярко-розовый рот на серой физиономии смотрелся странно.
– Я же уже сказал, – повторил он. – Он не говорил ни о чем, кроме креста.
Эберляйн щелкнул пальцами. Человек-жаба неуклюже слез с табуретки и враскачку подошел к столу. В руке у него была бумага, исписанная поблекшими синими чернилами.
– Вам это ни о чем не напоминает?