– А это?..

– Нашел в спальне Эрика Халла.

Она пристально на него посмотрела, хотела что-то сказать, но вместо этого кивнула и взяла открытку.

– Les supr^emes adieux, – прочитала Эва. – Последнее прости.

Отложила открытку и задумалась.

– Почему ты мне не рассказал, что произошло у Халла в доме?

– Ну, забыл. Это я его укокошил. Мой фирменный прием – бутылкой по виску.

Она смотрела на Дона без улыбки.

– Значит, la cath'edrale Saint Martin d'Ypres.

Дон показал на подпись в верхнем левом углу.

– Фотография собора сделана за несколько лет до войны… – Эва словно размышляла вслух. – Ни марки, ни адреса, только короткий стих… Это он написал.

– Эрик Халл?

– Нет, не Эрик Халл… не Эрик Халл, а… человек из шахты. Я уверена.

– Ну что ж, примем как версию.

– Но почему ты не показал открытку Эберляйну? Дон задумался. И в самом деле – почему?

Эва не стала настаивать. Она допила вино, взяла письмо и громко прочитала – раздельно, слово за словом, – письмо, скрепленное когда-то вместо печати оттиском красных губ.

– La buche de mon bien-aim'ee Camille Malraux?.. Рот моей любимой Камиллы Мальро… или скорее губы… – Она потрогала поблекшую помаду.

– Cherchez la femme, – сказал Дон.

– И за этим мы приехали в Ипр?

– Куда-то надо было ехать…

Эва повторила про себя имя женщины, потом продолжила:

– L'homme vindicatif… мстительный человек… мститель… l'immentsit'e de son d'esir… неутоленная страсть, и все… и les supr^emes adieux. Написано двадцать второго апреля…

– …тринадцатого года. Еще до начала мировой войны.

Эва откинулась на стуле и криво усмехнулась:

– И стоило так стараться, чтобы утаить эту открытку от Эберляйна и немцев? Помадный поцелуй и стишок, посвященный любимой девушке сто лет назад?

Дон пожал плечами, взял со стола открытку, сунул в сумку и помахал официанту.

– Что ты задумал? – спросила Эва, поднимаясь из-за стола. – Будешь пытаться найти Камиллу Мальро? Почему ты решил, что она живет в Ипре?

– Предложи другое место. С чего-то же надо начинать.

Он вынул из кармана сложенную вдвое пачку денег, отсчитал несколько евро и положил на стол.

– Может быть, найдется кто-то, кто ее знал. Она, конечно, давным-давно умерла, но, может быть, найдутся какие-то бумаги…

Он замолчал, почувствовав, насколько неубедительно звучат его слова.

– А может, у нее хорошая наследственность? – неожиданно улыбнулась Эва, надевая плащ. – Может, старушка еще жива?

В переполненном туристском центре в Лакенхалле затюканная дама с приклеенной улыбкой поначалу никак не могла сообразить, о чем ее спрашивают. Но в конце концов, скорее всего потому, что очередь начала проявлять недовольство, она предложила обратиться в городской архив Ипра. У них, сказала дама обнадеживающе, есть регистр всех смертей, бракосочетаний и переездов, причем не только по Ипру, но и по всему Вестхуку, провинции в Западной Фландрии.

Далее она, не переставая улыбаться, добавила – все, кто хочет найти родственников, обращаются именно в городской архив. И она точно не знает, но слышала, что иногда обнаруживаются такие вещи, как копии завещаний, юридические документы и даже – подумайте только! – личные письма. Тем более что Камилла Мальро – имя довольно необычное для фламандской части Бельгии.

Произнеся этот монолог, дама устало прикрыла глаза и нажала ярко-красную кнопку. На табло над ее головой замигал номер следующего посетителя.

Дон уговорил Эву взять такси. Они выехали за средневековую городскую стену. За каменным мостом начался словно бы другой город – современный, безликий. Должно быть, денег, отпущенных на реставрацию, сюда не хватило.

Городской архив делил помещение с библиотекой в похожем на обувную коробку стеклянно-стальном доме на Веверестраат. Уже в вестибюле их встретил плакат на семи языках, извещающий, что не менее 130 километров полок в этом архиве уставлены ценнейшими документами.

Они сразу направились к маленькой стойке с надписью «Генеалогические архивы» – не идти же вдоль полок километр за километром! Даже если просматривать километр документов в день, подсчитал Дон, до конца они доберутся к весне.