Они собирались выходить из дома, когда раздался звонок в дверь.

Это точно фараоны!

Черт побери! Кажется, начинаются неприятности.

Слегка встревоженные, ребята направились к двери, готовые с достоинством встретить любые обвинения.

Значит, так, — прошептал Мишель, — давай расскажем им все как было. В конце концов, это их дело — во всем разбираться.

Ладно.

Но за дверью людей в форме не оказалось. Там стоял относительно молодой еще, улыбающийся мужчина с очень светлыми волосами, в сером твидовом пиджаке и темно-серых брюках.

Это дом мадам Терэ? — спросил он, церемонно поклонившись.

Да, мсье, но…

Я журналист, Клод Зиго, репортер еженедельной газеты «Все обо всем». Вы ее наверняка знаете.

Все это он проговорил на одном дыхании, с быстротой и напористостью уличного торговца.

— Но чем мы… — начал Мишель.

Подойдя на шаг ближе, репортер жестом прервал его.

— Я понимаю, визит журналиста всегда немного некстати… Но это нормально. Я хотел бы видеть мадам Денизу Терэ и мадемуазель де Маливер — связи с одним весьма любопытным делом.

Кстати, вы ведь читали в нашей газете мой последний репортаж — об исчезновении голубей из Парижа?

Слегка сбитые с толку, мальчики не успели сказать, что никогда не слышали о газете «Все обовсем».

— Может быть, вы сообщите хозяйке о моем визите?

Журналист был уже в прихожей. Все так же уверенный в себе, без тени смущения он огляделся вокруг.

Дело в том, что… мы тут одни, — ответил Мишель. — Бабушка сейчас в отъезде, а мадемуазель де Маливер поехала в город.

О, ничего страшного, я подожду, — заявил журналист. Потом, видимо, сообразив, что его настойчивость может не понравиться хозяевам, добавил чуть свысока: — С вашего позволения, разумеется.

Но…

Минутку, молодой человек. Если бы вы представляли, как интересна тема, которую я расследую, вы бы поняли, почему я так стремлюсь получить наконец хоть какие-нибудь достоверные сведения. Я не без труда выяснил, где живет мадемуазель де Маливер. Мне действительно повезло, и это вселяет в меня веру в успех. Вы позволите мне войти? Мы могли бы просто поболтать в ожидании мадемуазель де Маливер, не правда ли?

Не в силах устоять против такого напора и немного заинтригованные словами репортера, мальчики уступили. Они проводили журналиста в гостиную и, предложив ему кресло, сами остались стоять у камина, молча наблюдая, как гость вытаскивает из кармана кисет и принимается набивать трубку.

Производя эти действия, он не переставал озираться вокруг; этот его бегающий взгляд внушал мальчикам смутное беспокойство. Гость производил впечатление человека, которому есть что скрывать; его глаза словно высматривали, есть ли в доме что-нибудь ценное…

Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Зиго, выпустив два или три клуба дыма и удостоверившись, что трубка разгорелась. — Вы удивлены, не правда ли?

Э… по правде сказать…

Нет-нет, не отрицайте! Это вполне естественно. Но вы удивитесь еще сильнее, когда узнаете, чем я сейчас занимаюсь. Это — невероятная вещь… просто сенсация! Я сделаю из этого материал на первую полосу… Но… если хотите, могу в нескольких словах рассказать, о чем речь.

Нет, с этим журналистом точно было что-то не так… Он не мог произнести и трех слов, не затянувшись своей трубкой. Зиго казался не вполне нормальным — или, во всяком случае, крайне возбужденным.

Журналист удобно устроился в кресле. Казалось, он чувствует себя как дома.

Я вам уже сказал, что расследую одно интереснейшее дело… Кстати, вы, наверно, читали об этом в газетах, примерно месяц назад? Нет?..

Простите, мы не читаем газет, — сухо ответил Мишель, немного раздраженный болтливостью и бесцеремонностью посетителя.

Напрасно! В вашем возрасте нужно следить за тем, что творится вокруг. Впрочем, неважно… Я хотел сказать, что примерно месяц назад один достойный человек сделал в окрестностях Макона одну любопытную находку. О ней много шумели в прессе.

И что он там нашел? — вежливо спросил Даниель.

Вообразите: этому человеку принадлежал заброшенный дом недалеко от железной дороги Париж — Марсель. Он зачем-то отправился туда… Не знаю, может, хотел его продать… Короче, он приехал в этот дом, впервые за десять лет, а может, больп/е, это неважно…

Мишель отметил про себя, что журналист очень любит некоторые выражения. Так, «я хотел сказать» и «это неважно» звучали чуть ли не через слово.

— Я хотел сказать, что когда он туда приехал, на чердаке… вернее, в развалинах чердака… так вот, он нашел там мешок с письмами.

Зиго поднял руку с трубкой и посмотрел на слушателей с таким видом, будто эта новость способна была перевернуть мир с ног на голову. Видимо, этот человек так погрузился в свое расследование, что для него ничего больше не существовало.