К зданию городского (или областного) суда Калуги мы подъехали почти вплотную, подчиняясь указаниям многочисленных гаишников. Когда я припарковался (опять между двух «наших» машин), нас приветствовала группа людей, среди которых были родственники Револьта Пименова, прибывшие на процесс железной дорогой. А.Д.С. засобирался и в сопровождении нескольких мужчин — опасались актов насилия — отправился к дверям суда, чтобы постараться войти в зал. Я оставался у своей машины на вахте, т. к. меня предупредили, чтобы никто из незнакомых нам людей в машину не садился, в том числе служащие ГАИ. Действительно, хотя поначалу я удивился такому предупреждению, они просились погреться. Неуверенным тоном (все же власть?) я сурово отказывал, и так в непрерывном нервном напряжении провел долгие часы, охраняя теперь "машину Сахарова". В одном из своих интервью (корреспонденту "Ассошиэйтед пресс" Джорджу Кримски 6декабря 1976 г.) А.Д.С. вспоминает, что 10 декабря 1975 г. (в день вручения его супруге Е.Г.Боннэр Нобелевской премии мира А.Д.Сахарова!) он "стоял перед дверями суда над Ковалевым в Вильнюсе". Здесь же в Калуге он тоже простоял все заседание суда, правда за дверями, т. е. в зал суда его все же впустили. Дежуривший у входа милиционер, не выказав особой готовности, прошел в зал суда и доложил председателю суда о просьбе академика Сахарова впустить его в зал для участия в заседании. После совещания с вышестоящим начальством, по всей вероятности, такое разрешение было дано, и А.Д.С. попал "за двери", но сесть ему так и не пришлось. Все сидячие места в зале занимали по существу посторонние люди, специально привезенные сюда — кажется, народные дружинники, — которым была совершенно безразлична судьба ленинградского интеллигента Пименова. Но никто из них не уступил (возможно, не решался уступить?) места прославленному ученому, тогда еще не лишенному своих правительственных наград! Все это я узнал уже из рассказов возбужденных пpоисходящим судилищем А.Д.Сахарова и его соратников, когда мы пустились в обратный путь к Москве. Все дружно радовались заметному смягчению меpы наказания, котоpую тpебовал обвинитель, и в этом справедливо усматривали молчаливую роль А.Д.С., которому даже не пришлось ничего говорить. Только присутствие немого укора действовало на совесть людей, вершивших неправый суд. Да и сам Р.Пименов, безусловно, радостно ощущал это присутствие — говорили, что он просиял, когда под конвоем многих милиционеров в ватнике на голое тело прошествовал из машины «воронок» в здание суда мимо А.Д.Сахарова.

После нелегкого испытания — я внимательно вглядывался — А.Д.С. снова сел справа от места водителя, чуть порозовевший, но сдержанно-спокойный. Своим неповторимым, ни на кого не похожим высоким голосом он что-то объяснял появившимся незнакомым мне женщинам, вспоминал какие-то подробности своих впечатлений. Потом он попросил меня медленно ехать вдоль тротуара, чтобы на заднем сидении эти женщины смогли перемотать магнитную ленту записи состоявшегося судебного действа. Она была сделана женой подсудимого при помощи миниатюрного магнитофона, укрепленного у этой отважной женщины под одеждой. Ставший уже мастером конспирации А.Д.С.
– так я понимал этот маневр — опасался, что кишевшие среди толпы у дверей суда агенты КГБ могут отнять пленку, если бы моя машина не двигалась. Эта операция была проделана, конечно, без промедления, пока те агенты не успели опомниться. Насколько я помню, пленку уже в Москве (кажется, на улице Чаплыгина) унесли с собой надежные люди — «открытые» процессы того времени должны были в действительности «открывать» миру сами жертвы. Вся обратная дорога до Москвы прошла спокойно, машина моя шла полностью загруженной пассажирами. Мы даже немного перекусили, по-моему, где-то в середине пути. А.Д.С. часто высказывался, но содержание его речей я, увы, не помню. Возле универмага «Москва», что на Ленинском проспекте, он — уже начало темнеть — вылез у свободного такси (не помню — один ли?) и уже сам уехал домой, распрощавшись со мной и другими спутниками. Скоро я завел свою верную машину под балкон. Она была синего, очень характерного цвета, так что ее, наверное, запомнили многие участники этого эпизода правозащитной деятельности А.Д.Сахарова 14 октября 1970 г.

Теперь несколько слов о ближайших последствиях моего в качестве личного шофера А.Д.С. участия в этой неравной борьбе с бесчеловечным деспотизмом. Сразу скажу, что косвенно я подвергался так называемому "ограничению по Сахарову" много лет. В особенности это касалось моих поездок, вернее запретов таких поездок, зарубеж, кое-каких осложнений в иных, например, наградных акциях. Но явно произошло следующее событие по линии ГАИ. Довольно много времени спустя, 23 февраля 1971 г. я был вызван к следователю ГАИ, кажется, Киевского района. Женщина в погонах майора чрезвычайно грубо меня допрашивала о нарушениях по заправке бензином "личного транспорта". В то время на бензоколонках то и дело менялся порядок оплаты бензина, на одних по талонам, на других за деньги. Иногда служащие колонок брали себе деньги и заправляли частников без талонов, где они по правилам были обязательны. Мне было в общей форме предъявлено обвинение в постоянном игнорировании этих самых талонов, которые продавались, кстати говоря, неудобно и нерегулярно. Я решительно отрицал такое обвинение, и тогда майор ГАИ (?) сказала, что 16 октября прошлого года я совершил это нарушение. Действительно, после поездки в Калугу пустой бензобак автомобиля пришлось срочно долить 20литрами (одна канистра) бензина, которые я выпросил на бензоколонке, как сейчас помню, на Бережковской набережной, что почти под мостом Окружной ж.д., за один или два рубля, возвращаясь с работы из ИПМ в вечернее время. Нужно было доехать домой. После того, как я признал свой проступок, майор добавила, что у них есть моя фотография на месте преступления (это в темное-то время суток делалось по такому поводу?!). С гневом закрыв стол с моим делом, в котором я не подписал обобщение этого факта систематического нарушения правил бензозаправки, майор угрожала дальнейшими карательными действиями ГАИ (?), в том числе пересылкой этих документов мне на работу. Но более ничего не последовало…

Через полгода, 21 мая 1971 г., я в составе делегации ИПМ (со мной были А.В.Забродин, Я.М.Каждан, В.Я.Гольдин, мои товарищи, видные математики из ИПМ) ездил домой к А.Д.С. по знакомому адресу, но теперь уже на служебной черной «Волге». Мы вручали А.Д.С. поздравительный адрес к его пятидесятилетию, подписанный несколькими десятками сотрудников ИПМ. Первой была там подпись Мстислава Всеволодовича Келдыша, директора института и Президента АН СССР. Помню, как мы невольно выстроились перед юбиляром в его комнатах, а Алексей Валерьевич Забродин, будучи Ученым секретарем ИПМ, торжественно зачитал этот необычайно краткий адрес. А.Д.С. с искренней радостью благодарил за поздравления и заметил, что это — единственный адрес на его имя. Впрочем был и другой адрес от Президиума АН СССР, тоже подписанный М.В.Келдышем. Но этот адрес я сам не видел. Мне показалось, что А.Д.С. выглядел веселее, увереннее и спокойнее, чем полгода назад во время нашей тревожной поездки в Калугу. Но ведь и задача принимать поздравления от старых друзей и соратников была куда проще, чем противостоять фактически в одиночку жестокой государственной машине, исполняющей карательные функции по предписанию высоких инстанций… Хочется думать, что несостоявшееся для меня наказание ГАИ (?), тоже было следствием личной позиции Президента АН СССР М.В.Келдыша, сохранившего уважение и симпатию к Андрею Дмитриевичу Сахарову, а, возможно, в глубине души и разделявшего взгляды последнего. Впоследствии, однако, ситуация развивалась в сторону ухудшения, тучи мракобесия все более сгущались над страной, в частности, активного деятеля правозащитного движения Валентина Федоровича Турчина через несколько лет уволили из ИПМ АН СССР. Но это уже другой сюжет.

Литература

"Sakharov about himself". The foreword to "Sakharov Speaks: A Collection of Statements by Academican Andrei D. Sakharov".- New York: Alfred A. Knopf, Inc., 1974. Цитируется по газете: Советская культура, 28 апреля 1990, № 15.

"Природа". 1990, № 8, с. 10–19.

В начале 1989 г. в ФИАНе происходила подготовка к выборам нового состава Ученого совета института. В соответствии с новыми, демократическими правилами на каждого кандидата была составлена краткая научная характеристика, вывешенная для всеобщего обозрения в вестибюле. Вот характеристика на Андрея Дмитриевича Сахарова, написанная и при моем участии.

Эта краткая характеристика демонстрирует и вполне определенную эволюцию научной деятельности А.Д.: от работ первостепенной, даже грандиозной практической значимости, доведенных до конкретных результатов, А.Д. перешел к принципиальным исследованиям основ мироздания, в которых им были высказаны глубокие первопроходческие идеи.

Работа над водородной бомбой, безусловно, была исключительной во всех отношениях. Она принесла А.Д. славу талантливейшего физика-теоретика, распространившуюся сначала среди советской физической элиты, а затем и по всему миру. Именно за нее он был выбран в академики, удостоен званий Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской премии (неслыханного ранее масштаба — 0,5 млн. рублей), не говоря уже о таких сопутствующих правительственных подарках, как дача и автомашина.

Настала пора рассказать об основной идее этой работы, а также о своих впечатлениях об А.Д. в эти напряженные годы, когда я работал под его руководством (1951–1955), и позднее, когда он, отстраненный от секретной деятельности, вернулся в ФИАН и мы снова стали сотрудниками одного отдела — Отдела теоретической физики им. И.Е.Тамма.

* * *

После моего приезда на объект [195] в течение двух дней, ушедших на оформление пропуска в теоретический отдел, я перезнакомился со всеми теоретиками, кроме А.Д. и И.Е.Тамма, который был в это время в Москве. Когда я появился в отделе, А.Д. вышел ко мне из своей комнаты, широко улыбаясь и энергично потирая руки, как будто предвкушая предстоящее удовольствие. Потом я узнал, что эта его привычка была просто признаком хорошего настроения.