Губы Ибрима приблизились к моему уху, и я услышал приказ не покидать машину.

Его слова вернули меня к реальности, и я расслабился, вспомнив, какую роль мне выпало играть. Еще одна вспышка фонаря обозначила направление, и я увидел белый бурнус Бен Омара. Две другие фигуры, стоящие рядом с ним, стали отчетливее видны в темноте, и, когда я затормозил прямо перед ними, Ибрим спрыгнул на землю и прошел вперед. Они обменялись рукопожатиями и тихими фразами «салям алейкум».

Поскольку я не делал попытки вылезти из-за руля, оба англичанина повернулись ко мне, а один поднял руку в приветствии и бодро произнес «салям алейкум», на что я тут же ответил, как мне показалось, вполне естественно.

Бен Омар и Ибрим вели себя так, как будто ничего, кроме приветствия, я не заслуживал. Встав вполоборота ко мне, они начали быстро говорить с англичанами по-арабски. Обе стороны были поглощены беседой, и на меня никто не обращал внимания, за исключением случайных взглядов в мою сторону.

Оба англичанина были одеты в хаки и черные береты, такие же, как у немецких танкистов. Я пытался определить их звания по серебряным отблескам кокард на беретах, но тьма не позволила мне сделать это.

Один из англичан держал под мышкой автомат «Брен». Другой, крупный мужчина, видимо старший, имел шестизарядный револьвер в плотно застегнутой клапаном брезентовой кобуре, а на ремешке, который тянулся от кобуры к шее, висели две ручные гранаты – по моему мнению, самое ценное среди его вооружения.

Я не мог себе представить, как, в случае необходимости, он будет стрелять из устаревшего револьвера, находящегося в кобуре, которую еще надо расстегивать.

Англичане были одеты в такие же шорты, какие носили индийские солдаты-сикхи из Пенджаба в составе британских войск. Эти шорты можно было раскатать до лодыжек. Мне всегда нравилась эта одежда, в ней ночью ноги были в тепле, и она была шортами и брюками одновременно. Эти шорты-брюки были очень популярны в германском Африканском корпусе, и поэтому многие британские пленные попадали в лагеря уже без штанов.

На большом англичанине были пустынные сапоги, на мой взгляд очень удобная и полезная обувь, и чулки цвета хаки длиной по колено, но другой довольствовался обычными ботинками, и я сразу же представил, какая вонь разнеслась бы вокруг, попробуй он их снять. Но я предположил, что это бывает редко, ведь англичане почти все время находились в пути.

Быстрая беседа продолжалась, и я восхищался той легкостью, с какой британцы общались с моими друзьями. Интересно, говорили ли они по-немецки, и я подумал: вот был бы для них сюрприз, если бы я забыл о своем обещании и заговорил, увенчав свою речь бодрым «хайль Гитлер!».

Вдруг Бен Омар громко рассмеялся и, продолжая разговаривать, направился к машинам. Остальные последовали за ним.

Моя рука поползла к «Парабеллуму», но слово «motocicletta» дало мне понять, что я их не интересую. Оба англичанина осмотрели мотоцикл, который несчастный итальянский посыльный оставил нам после своего внезапного и кровавого ухода из жизни.

Рассматривая англичанина, склонившегося над мотоциклом, я заметил короны на его нашивках и понял, что нахожусь в почетной компании майора.

Через десять минут беседа неожиданно прекратилась – вдали послышался шум моторов. Все внимательно прислушались, но никого это, похоже, не обеспокоило. Поскольку дорога проходила метрах в четырехстах от нас, они посчитали это расстояние безопасным.

Но Ибрим достал «Брен» из верблюжьей шкуры, и послышался звонкий щелчок предохранителя. Поскольку мы не двигались, нас было трудно отличить от любой другой кучи камней, лежащей рядом. Но наш броневик «моррис» рассмотреть было можно.

Мимо прогрохотал грузовик, и сквозь шум мотора были слышны слова какой-то итальянской песни. Вскоре этот призрак итальянской армии исчез в клубах пыли в направлении Сиди-Бу-Рави, где находились бараки бригад «Триполитанская лошадь» и «Верблюд».

Ни англичане, ни арабы больше не обращали внимания на проезжающих итальянцев. Они продолжали свои переговоры по-арабски, как будто солдаты Муссолини были для них пустым местом. И я, пожалуй, был с ними в этом полностью согласен.

Через полчаса переговоры сторон закончились и, после торжественных прощаний и небрежно брошенного в мою сторону «салям алейкум», англичане ушли, растворившись в ночи.

Оба араба стояли и прислушивались, а когда вдалеке послышалось уханье совы, они повернулись и забрались в «моррис».

Бен Омар сдержанно усмехнулся.

– Видел когда-нибудь англичан так близко? – спросил он.

Я сказал, что во время войны не видел, кроме мертвых и пленных, и что мне было интересно посмотреть на людей, ведущих себя как ни в чем не бывало в опаснейшем походе.

– Конечно, – сказал я, – я встречал многих англичан до войны, когда был моряком, но они говорили по-английски, а не по-арабски.

Бен Омар дал знак запустить мотор, и мы отправились в путь. Мы углубились в пустыню, где вдали, чернея на фоне темного неба, едва различались очертания невысоких гор Эль-Ахдар.