Последовал резкий приказ, приказ, отданный на языке, на котором я не говорил, но который был таким знакомым. Я слышал его в разных портах мира. Я слышал этот язык несколько лет назад, слышал на берегу, слышал на грузовых пароходах, он рычал в моих ушах во время драк в Ист-Эндских доках Лондона, соблазнительно шептал в борделях Мальты… И граммофон в кейптаунском притоне пел на этом же языке…

И сейчас кто-то говорил на этом языке здесь, в Бир-Хакейме, недалеко от линии фронта.

Потом они поставили меня на ноги и обыскали – зачем? Не знаю. Наконец-то я почувствовал себя в безопасности. Язык, на котором они говорили, был языком не расстрельной команды, а англичан.