Ужасный запах эфира ударил нам в ноздри, когда мы вошли в палату. Я едва дышал. Перед нами на кровати лежал Георг – огромная связка бинтов. Из-под них виднелись только кончик носа и два глаза. Увидев эту страшную картину, я едва не зарыдал, но неимоверными усилиями взял себя в руки.

– Привет, старина Георг! Мы решили заскочить к тебе поболтать.

– Я потрясен. Это ты. Узнал тебя по голосу. Кто еще с тобой?

– Главный врач и парень из эскадрильи, которого ты прекрасно знаешь.

– Кто?

– Угадай с трех раз.

– Ульрих?

– Нет.

– Ладно, давай говори, кто с тобой. Я ведь ничего не вижу.

– Но, Георг, – вмешалась темноволосая медсестра, сделав нам знак, чтобы мы молчали, – вы можете видеть, если только захотите. Действуйте так, словно вы смотрите на своих друзей. Вам нужно сильно захотеть увидеть их. Вы должны сконцентрироваться на этом желании. Представьте перед собой лицо друга – и тогда вы его увидите!

С этими словами медсестра схватила Георга за руки и заставила его сесть в кровати.

– Да, Селестина, – ответил он, говоря словно во сне. – Я хочу.

Его глаза смотрели на меня, и я заставил себя встретиться с его мертвым взглядом. В палате воцарились напряжение и такая тишина, что я слышал лишь собственное дыхание. Однажды я стоял в траурном карауле возле гроба погибшего товарища. Тогда время тянулось медленно, а сейчас, казалось, вообще застыло. Пустой взгляд человека напротив меня не собирался оживать. Мои колени дрожали. Этот взгляд был невыносим. Периферийным зрением я видел темное пятно волос медсестры. Мне хотелось смотреть на ее волосы, но глаза Георга глядели на меня, и я должен был продержаться до конца. Что мне нужно сказать, если он вдруг узнает меня? И еще хуже, что мне нужно сказать, если эксперимент провалится?

– Теперь вы можете видеть! – воскликнула медсестра.

Тут я заметил, как зрачки моего друга стали сокращаться, в уголках глаз появились морщинки. Он медленно отвел взгляд, затем быстро снова посмотрел на меня.

– Я вижу тебя, – мягко произнес Георг. – Рядом с тобой стоит Вернер.

Мы не смели пошевелиться. Георг снова лег на подушку.

– Я вижу, вижу, вижу, – бормотал он снова и снова, закрыв глаза. Вдруг Георг снова резко сел в кровати. – Ребята! Я снова вижу! – Его глаза метались с одного из нас на другого и остановились на Селестине. Георг вцепился в свое одеяло и заплакал.

Союзники продвигались вперед все быстрее и быстрее. Линия фронта стремительно приближалась.

Вылетать нам становилось все сложнее. Каждый день мы несли тяжелые потери. Не проходило дня, чтобы пилоты не возвращались с пробоинами в фюзеляже, крыле или с пробитым двигателем.

Мне дали новую машину. Вражеских самолетов пока нигде не было видно. Я сидел в кабине, сжавшись и рассматривая огромное количество рукояток, кнопок, рычагов и циферблатов. По какой-то причине настроение мое было подавленным. Страх, наверное.

Под сверкающим солнцем самолет источал особый, специфический аромат, и я почти ощущал на вкус горячее дыхание механизмов машины – смесь запахов металла, резины, бензина и масла, чем-то напоминавшая запах из бутылочки «Магги». Но мне нравилось это благоухающее испарение. Так любитель лошадей с удовольствием вдыхает запах пота своего жеребца. Я установил высотомер на ноль, проверил запас кислорода и исправность прицелов. А потом мои руки бессильно повисли между коленей.

Я думал о тех несчастьях, которые могли произойти со мной. Их были тысячи, и только два альтернативных варианта последствий: жизнь или смерть. Однако смерть находила и другие удобные случаи. Она собирала их, не грозя при этом пальцем. Мы делали свое дело для нее, и наш противник тоже. Ей не нужно было дожидаться технической поломки или ошибки летчика. Возможно, она уже сидела рядом со мной или в кабине вражеского пилота и целилась в меня! А когда же вмешивался Господь?

Я громко рассмеялся. Может быть, наш милосердный Всевышний просто считал, что мы должны испытать себя сами, – каждый из нас должен сам справляться со своими трудностями, даже в тех ситуациях, когда принято взывать к нему. Итак, сейчас это мне и предстояло, а потому – на взлет!

Когда я завел двигатель, внезапный рев поверг меня в шок. Сила, таившаяся за этим грохотом, заставила меня содрогнуться.

Сжав зубы, я нажал на газ. Могучая машина понесла меня по траве с резвостью горячего, дикого жеребца. Земля неслась подо мной. Я летел, и все вдруг сразу вернулось на круги своя. Я рассмеялся над своей слабостью. Самолет подчинялся легчайшим прикосновениям к управлению. Да, в воздухе летающая машина всегда была легкой.

В приподнятом настроении я громко запел.

– Осторожнее! Томми – прекрасные слушатели, – предупредил меня по рации Вернер. Должно быть, услышал мое пение с наземной станции.

«Achtung! В воздухе три „Спитфайра“!»

Я собрался и через мгновение увидел приближающегося врага. Атаковать его было уже поздно. И приземлиться я не мог, потому что «Спитфайры» расстреляли бы меня на земле. Мне пришлось принять неравный бой.

Прицел светился передо мной, внутри него виднелись три маленькие горизонтальные черточки с точкой в центре каждой. Это были летчики, стремившиеся сбить меня. Все трое хотели этого! Черточки постепенно увеличивались, и уже стали видны очертания крыльев, фюзеляжей и моторов.