— Что это такое, Сила Игнатьевич? Что за «грузите апельсины бочками»?

Тот заглянул в бумажку и побледнел:

— Это летит моя смерть!…

И рука Мамонова машинально потянулась к бутылке коньяку.

— Э нет! — Алексей проворно перехватил ее.

— Мне надо выпить, — прохрипел Сила Игнатьевич. — Проклятые немцы! Скряги! Вот ты мне можешь сказать, Леонидов, исходя из этого текста: сколько летит Тлюстенхаблей?

Алексей вздрогнул: бредит? А Мамонов продолжал нести чушь:

— Сколько их летит на меня? Один Тлюстенхабль — это уже проблема. И какая! Два Тлюстенхабля — катастрофа. А три — война. Что же касается четырех Тлюстенхаблей — этого еще никому не удавалось пережить! Вот я и говорю: летит моя смерть!

«Великую Отечественную, что ли, вспомнил?
– предположил Алексей. — Немцы, Тлюстенхабль-дирижабль. Спецтехника, о которой я не знаю? Но при чем здесь война? Во допился!»

— Скряги! — не унимался Мамонов. — За слова же платят, не за буквы! «Вылет пох». Вот дура! Неужели они все свалятся сюда? Фрау, фройляйн и херр?

— Звоню, — вздохнул Леонидов.

— Куда? — Мамонов всполошился.

— Вам надо в больницу, Сила Игнатьевич.

— Погоди. У меня есть врач. Что-то мне и в самом деле того… Нехорошо. Я сейчас его вызову.

— Кого?

— Профессора. От Тлюстенхаблей это, конечно, не спасет. Тут медицина бессильна, я узнавал.

Получив странную телеграмму, Сила Игнатьевич забыл обо всем. Алексей отозвал напарника в сторонку.

— Ты иди, а я с ним посижу. До прихода врача.

— Какого врача? Ему в психушку надо!

— Он, похоже, не буйный. В психушку всегда успеет. Пусть это жена решает.

— А где ж ее черти носят? Жену?

— Я-то откуда знаю? Объявится.

— Прямо цирк! Уже второй раз! Мы же не можем бросаться каждый раз на зов параноика! У нас работы завались. А этот, — кивок в сторону Мамонова, — пусть лечится.

Но Леонидову отчего-то было жалко Силу Игнатьевича. Ну заработался человек. Снимал стресс посредством алкоголя и увлекся. Ну буржуй. Но ведь жена у него и в самом деле не подарок. То есть тот еще подарок. Алексей тяжело вздохнул.

— На метро доберешься? — спросил он у напарника. — А я подъеду через часок.

— А вдруг и в самом деле что-то серьезное? В столице живем, не где-нибудь. Разборок хватает.

— Тогда звони мне на трубу. И я пулей — на место происшествия.

— Охота вам с ним возиться! — Напарник глубокомысленно смотрел в потолок.

— Что делать? Больной человек.

— А может, дело в его деньгах? — Мальчишка осклабился, переведя взгляд на начальство.

Алексей разозлился: вот она, молодая поросль! Ну нет с ними контакта! Себя берегут, время драгоценное экономят. Всех и вся подозревают в корысти. Работать с ними тяжело. Надо уходить. Но куда?

— И это тоже, — подтвердил он. — Разве не видишь: заработать хочу?

— А делиться?

— Поделюсь, — пообещал Алексей. — Если прикроешь меня.

— Есть!

Напарник наконец ушел, и Алексей остался наедине с Силой Игнатьевичем. Тот успел сделать телефонный звонок и теперь полулежал на диване, держась за левую сторону груди, где неровными толчками билось сердце.

— Когда вы в последний раз разговаривали с женой? — спросил Леонидов, присаживаясь рядышком.

— Когда? — Сила Игнатьевич наморщил лоб.
– Утром. Она спросила, когда я собираюсь вернуться домой и в каком состоянии.

— То есть накануне вы хорошо погуляли?

— Это все глисты! — Мамонов махнул рукой.
– Довели меня.

«Опять бредит». — Алексей с жалостью посмотрел на него.

— Я-то знаю, что их нет, — продолжал меж тем Мамонов. — Ну откуда? А они говорят: есть!

— Они… это кто?

— Дураки. То есть дуры… Дайте мне выпить, -попросил Мамонов.

— Не стоит, Сила Игнатьевич, — ласково, как тяжелобольному, сказал ему Алексей. — Сейчас придет врач, вам дадут успокоительного.

— Ты человек, — вздохнул Мамонов. — Но ты меня не понимаешь. Потому что в твоей жизни нет Тлюстенхаблей. — «Опять!» — А то бы и ты запил. Ведь это страшнее ядерной войны! И вот они летят! Кошмар! — Потом Сила Игнатьевич с тоской попросил: — Слушай, найди мне ее труп, а? Ну сил моих больше нет! Она сказала, что Василиса разведена. Раздела, мол, бывшего мужа до нитки. Я как это услышал — так испугался!… Советчиков у дуры хватает. И все они смерти моей хотят. Проклятые Тлюстенхабли!

Алексей понял, что это про жену. Мадам Мамонова решила наконец развестись? Своевременно. А Мамонов на почве алкоголизма, похоже, помешался. Или дурака валяет? Он с сомнением посмотрел на Силу Игнатьевича. Тот понял взгляд по-своему и горячо заговорил:

— Я уверен, он есть! Труп! Лежала она в спальне! С ножом в груди! А куда делась, ума не приложу! Мы еще в ванной не посмотрели. И в туалете. На кухне тоже можно.

«С сумасшедшими не надо спорить», — подумал Алексей и поднялся.

— Ну хорошо. Если вы так настаиваете…