Шрифт:
— Остановить?
— Не надо.
— Маргарита Ивановна!
— Давид!
— Ловкий, черт! Твою мать… — выругался телохранитель. — Я думал, он ноги переломает! Побоится. Ан нет. В окно сиганул. И — гляди! Целехонек!
— Оставь его. Я думаю, он сам сделает все, чтобы с нами больше не встречаться.
Словно в ответ на ее слова, на соседнем участке заработал мотор. Карл Янович заводил машину.
— Интересно, куда это он? — вяло поинтересовался Давид.
— Ты упоминал, что денег у него полно, — медленно сказала она. — Уедет за границу. Я думаю, к живописи он охладел. И к скульптуре тоже. Только вот что будет с его отцом?… Поразительно! Борис Янович жив!… Ничего. К себе выпишет. Судя по всему, у него никого больше нет. Из родных. Ни жены, ни детей.
— А если будет скупать произведения искусства и уничтожать их?
— На шедевры у него денег не хватит. А современные мастера вроде меня… — Она вздохнула.
– Кто знает? Может, он и прав? Недостойны…
— Чушь! — сердито сказал Давид. — Не ему судить. И не вам. Самоедством занимаетесь. Ладно. Я с Дере поговорю. Человек разумный.
— Постой…
Она наконец сообразила. Не Клара и не Сеси. Лимбо убил сосед. Который на Маргариту Мун не покушался. Эти два дела друг с другом не связаны. Ложный путь. Ложные выводы.
— Давид! Но если автор записок не покушался на мою жизнь… Если это были пустые угрозы… Это значит, что на нее вообще не покушались!
— Умница, — с чувством сказал Давид. — Догадалась?
— Получается… Следствие с самого начала пошло по ложному пути? — Она смотрела на него, он молчал. — Но тогда выходит… Выходит, что убить хотели Клару Гатину! И тогда, у мотеля, стреляли не в меня, а тоже в нее!
ИМЯ
Она замолчала. Какое-то время обдумывала, что сказать. Давид ждал. Не торопил. Наконец Маргарита заговорила:
— Я начинаю понимать. Когда Клара вскрикнула и вскочила, я подумала, что она хочет меня оттолкнуть в сторону. А ведь она хотела за меня спрятаться!
— И спряталась, — мрачно сказал Давид.
— Теперь я понимаю, — повторила Маргарита.
– Понимаю… Если бы он хотел убить меня, то целился бы в сердце. Не в правое плечо, а в левое. Если бы убить хотели меня.
— Он целился в сердце Гатиной. Ведь она сидела к тебе лицом. Напротив. Он и метил в сердце. Но промахнулся. Ты права: она за тебя спряталась, и пуля досталась тебе. Скорее всего, и стрелок-то был дилетантом. Оружия раньше в руках не держал. Или держал, но палил по мишени в тире. По бутылкам на пне. А тут рука дрогнула. Все-таки живой человек! Это был не профессиональный убийца, а кто-то из своих. Из ближайшего окружения. Кому Клара Гатина здорово насолила.
— Выходит, все-таки Сеси? У кого было больше причин ненавидеть Клару?
— Вот почему она так испугалась. Не за тебя. За себя. И в милицию не пошла.
— Но почему? Давид? Почему?!!
— Этот человек был ей еще нужен. Она не хотела сдавать его так сразу. Хотела поторговаться. Но торги не состоялись. Или… состоялись. Хотел бы я знать, о чем они говорили до того, как началась драка за пистолет!
— Что же нам теперь делать?
— Я знаю что. Все решится завтра. Я созвонюсь с Дроздовым. Мы поедем на следственный эксперимент.
— Как-как?
— Привезут Симонова. Вы с Дере будете присутствовать в качестве понятых. И я как охранник. Человек маленький, незаметный. — Она невольно усмехнулась: маленький! — Дроздов с Мишкой Черных, следователь, оператор с видеокамерой. Симонов расскажет, как все было.
— Давид, это он убил?
— Это сделал очень умный, хитрый и расчетливый человек, — уклончиво сказал Давид. — Он умно использовал историю с записками. И все подумали: покушались на Маргариту Мун, а Гатину убили, потому что она свидетельница. Убийца все рассчитал. Он тоже за тебя спрятался. Он…
— Эй! Есть кто в доме? Дуся? Давид? — услыщали они голос Альберта Валериановича.
— Дере! — Она невольно вздрогнула. — Приехал!
— Приехал, — оскалился Давид. — Не хочет надолго оставлять нас одних.
— Я спущусь вниз. Мы ему расскажем? — Она выразительно посмотрела в сторону растерзанной кровати. На подушке валялась уродливая шляпа, похожая на ядовитый гриб огромных размеров.
— А разве это можно скрыть? — Давид усмехнулся. — Расскажем!
— Где вы?
Дере поднимался по лестнице. Они с Давидом переглянулись и не тронулись с места. Дверь спальни открылась.
— Что здесь происходит? — Взгляд Альберта Валериановича уперся в разобранную кровать. Шляпы он словно не замечал. — Вы-ы-ы… С ним… Здесь… В спальне? А? Дуся? Как?
— Представляешь, — наигранно бодрым голосом заговорила она. — Мы с Давидом подъезжаем к дому, и он вдруг замечает, что в моей спальне горит ночник. То есть окна светятся. Мы оставили машину за воротами, бесшумно вошли в дом, поднялись по лестнице и застали его в спальне!
— Кого «его»? — еле выдавил бледный от волнения Дере, который все еще не мог оторвать взгляда от смятых простыней, на которых виднелись подозрительные пятна.