После этого, не смотря на все наши умные и неумные проделки в космосе, Иррек со стойкостью оловянного солдатика, продолжал работать с нами, вбивая в головы, как простые, так и замысловатые истины. А мы продолжали безумствовать и вытворять на блинах черт знает что, как любил выражаться Генерал в минуты покоя и расслабленности.

Мы с Белояром были стороной, непосредственно страдавшей от вбиваемой в нас информации и которая честно признавала, что, если бы не наш инструктор Иррек, то не так уж многому мы научились бы. На второй неделе головокружительных сальто и кульбитов я вдруг осознал, что телепатическое общение с Ирреком и Белояром стало для меня таким же естественным, как и общение словами с другими людьми. Это во многом способствовало тому, что время на передачу сигнала из головного мозга на системы и органы управления истребителем во много раз сократилось, исчезли промежуточные звенья и узлы. В иные минуты я чувствовал, как Х45 становился естественным продолжением моих рук и ног. Но должен быть честным человеком до конца и сказать, что это слияние не продолжалось очень долго, как мне хотелось. Несколько минут полного восторга. Я пытался разобраться, как это происходит, но пока не мог найти ответа и стал нервничать. Но меня успокоил Иррек, который сказал, со временем будет решена и эта проблема — упорный труд и каждодневные тренировочные полеты позволят нам понять эту проблему и решить ее и наступит день, когда каждый человек сможет по желанию превращаться в стальную птицу. Я поверил моему виртуальному инструктору по имени Иррек, который не был живым существом, но в работе и общении с нами мало чем отличался от простых людей.

У него была душа и характер!

За две недели до окончания практики, мы с Белояром предложили Ирреку внести еще одну небольшую модификацию в конструкции истребителей, а именно, повысить роль контура-шлема в управлении и пилотировании истребителей. Ведь не все пилоты во время полетов могут общаться между собой и другими офицерами наземных служб посредством телепатии. Контур-шлем мог бы стать таким посредником между мыслями пилота и мыслями других офицеров, вовлеченных в работу по организации и сопровождению истребителей. Для этого мы хотели убрать приборную доску истребителя, сделать ее полностью виртуальной и перенести на контур-шлем. Переход на мысленное управление всеми летательными аппаратами через посредство такого контур-шлема упростило бы управление в целом, контур шлем взял бы на себя основные функции управления двигателем, системами жизнеобеспечения, обороны и вооружения. Мы хотели также, чтобы ангар для истребителей превратили в герметический отсек, тогда мы смогли бы переходить в пилотскую кабину и находиться в ней без тяжелых и неуклюжих космических скафандров высокой защиты. А эсминец "Галактика" из простого сторожевика превратился бы в настоящий космический авианосец. Постоянное присутствие истребителей на его борту значительно расширило бы радиус зоны его воздействия и повысило бы мощность вооружения.

Иррек взвыл нечеловеческим голосов, услышав наши просьбы, но, подумав, сказал, что ему надо посоветоваться с кое-кем по этому вопросу, определиться со сметой расходов и тогда он сможет сказать "да" или "нет".

Через полчаса он связался с нами по интеркому и с некоторым злорадством в голосе сказал, что предложенная нами, так называемая, небольшая модификация истребителей и ангара по сумме расходов потянула на общую реконструкцию указанных объектов. По предварительным расчетам переделка займет дней пять, поэтому нам предоставляется полная свобода на эти дни и мы можем делать все, что пожелаем в своей адмиральской каюте.

Пять дней свободы или более простыми словами ничегонеделания стали самыми скучными днями практики. Как медведи зимой, мы спали, смотрели визор, играли в виртуальные игры на терминале и вновь спали.

А однажды, страдая от безделья, написали письмо Трезору, который, из-за того, что технические специалисты вовремя не смогли создать собачьего космического скафандра высокой защиты для пребывания в вакууме, где-то на юге африканского континента отпахивал свою практику в войсках специального назначения. Пару раз он выходил с нами на связь и интересовался, как наши дела. Но связь была ужасной и мы не понимали, что он нам рассказывал о своих похождениях в джунглях. Но одна его фотография, полученная по электронной почте, очень нам понравилась — на ней он был в маскировочном халате и автоматическим лазером наизготовку, стоя по колени в какой-то грязной жиже. На этом фото он выглядел бывалым служакой с погонами младшего лейтенанта.

Мы же продолжали убивать свободное время, есть, спать, время от времени штудировали техническое описание уже ставших нам родными истребителей-блинов, но все же заняться по большому счету было абсолютно нечем. Дело дошло до того, что однажды мы с Белояром бросали монету, решая приглашать или не приглашать командора Алана Сандерса в гости, но в последний момент сдержались, очень не хотелось пить его любимый коньяк.

Модифицированные машины по виду ничем не отличались от прежних, как были блинами, так ими и остались. Но стало гораздо просторнее и уютнее в пилотской кабине, не нужен был больше скафандр высокой защиты и отсутствовала доска управления истребителями.

После вынужденного ничегонеделания у нас с Белояром накопилось много сил и энергии на модифицированных машинах летали с пробудки и до побудки, совершенствуя свое мастерство управления и пилотажа Х45. Во время полетов мы стали выполнять более сложные упражнения. Теперь мы не боялись улетать от матки-носителя на большие расстояния, научились свободно ориентироваться в беспросветной черноте космического пространства. За короткое время мы налетали в космосе более двухсот часов и миллионы километров. Домой возвращались измученными и физически измочаленными, так как реальность показала, что шевелить мозгами и посредством мыслей управлять боевой машиной не менее тяжело, чем перетаскивать тяжеленные бревна с места на место.

Но в ответ на эти страдания, у нас появилось, росло и укреплялось ощущение, что блинчики все больше притягивались к нам и становились понятливей и родней. Подобно живым организмам, они мгновенно реагировали на наши мысленные приказы через посредство контур-шлем, а иногда их слишком быстрая реакция на наши пожелания говорила о том, что Иррек не успокоился и, на секунду или ранее предугадывая наши приказы, вмешивался в управление машинами. Мы особенно и не протестовали, Иррек нам нравился, но над его характером предстояло еще поработать, да и мы сами с каждым днем набирали большей знаний и старались научиться выполнять на своих блинах то, что другим не пришло бы в голову. Разумеется, мы с Белояром не обожествляли наши истребители-блины, которые становились великолепными конструкциями, имели немалую скорость, сильное вооружение — они могли бы выполнить очень многое, но они не могли планировать, обдумывать свои действия и осуществлять задуманное. Иррек, честно говоря, простоя электронно-вычислительная машина, но с некоторой спецификой и оригинальностью мышления, что, возможно, начало оформляться в так называемую душу, перешел границу возможностей живого и не живого разума. Контур-шлем стал адаптером по переносу мыслей между живыми и не живыми существами.

Но, к сожалению, все хорошее не вечно, оно имеет тенденцию завершаться тогда, когда этого совершенно не ожидаешь.

Вот и настал день, когда Иррек официально объявил о завершении практики и о том, что командование флота и академии разрешило нам возвращаться в академию на истребителях.

Это был действительно хороший подарок, так как очень немногие курсанты возвращались с практики на своих машинах.

Двое суток под руководством Иррека мы заучивали полетное задание и маршрут следования домой в академию, назубок изучая участки звездного неба и квадраты прохождения маршрута. На третий день мы сдали зачет Ирреку по полетному заданию. На зачете наш инструктор в полной мере отвел свою душу, не давая спуска по малейшему поводу, и выдавал разрешения на полет до тех пор, пока мы не выучили наизусть все слова в полетном задании и могли даже в глубоком сне проложить маршрут своего следования.