Егоров Валентин Александрович
Шрифт:
Ресторан при гостинице оказался шикарным курортным заведением, в котором все сотрясалось от медленной танцевальной музыки, из окон клубами валил табачный дым с примесью сладковатого запаха и, как это часто бывает на курорте, по вечерам ни в одном ресторане не бывает свободных мест.
Наш Генерал кому-то названивал по мобильнику, что-то кому-то доказывал и громко кричал, но из-за ресторанного шума его никто не слышал.
Становилось абсолютно ясно, что надеяться на генеральские связи было бы безответственным делом, свободных мест в ресторане не было и не предвиделось!
Ситуация казалась патовой, ваучер Генерала, разумеется, включал в себя все по услугам и обслуживанию на курорте, но вокруг нас на километр и дальше не было ни одного ответственного лица, с которым можно было поговорить и получить место в ресторане. Потеряв надежду, мы уж было собрались подниматься в номера, чтобы на голодный желудок залечь в кроватку, как на пороге ресторана, словно ниоткуда, возник весьма привлекательный мужчина, покрытый волосяным покровом орангутанга, и вежливо спросил, чем он нам может помочь. Генерал начал потрясать своим бесценным документом-ваучером, но орангутанг не обратил ни малейшего внимания на этот важный документ и лишь повторил вопрос голосом робота-автомата.
В этот момент на меня сошло наитие, я засунул руку в карман шорт, многозначительно и вопросительно посмотрел на привратника и сделал два шур-шура. Волосатый мужик прислушался и отрицательно покачал головой с доброжелательной улыбкой на лице, тогда я сделал три шур-шура. Орангутанг тут же расплылся в дружеской улыбке и, широко распахнув двери, гостеприимно пригласил нас в ресторан. По дороге три шур-шура перешли из моего кармана перешли в его и гостеприимство суперволосатого мужика достигло апогея. Нам выделили отдельный кабинет на четверых персон, так как именно Трезор стал четвертой персоной, он объявился именно тогда, когда все ресторанные недоразумения были разрешены и вовсю заработал ваучер Генерала.
Настоящий армянский коньяк, лучший шашлык, сациви, лобио, долма — блюда сменяли одно другое, а Трезор все ел и ел и никак не мог остановиться. Я с тихим ужасом наблюдал, как с каждым движением его пасти и глотанием раздувается живот моего пса. В голове я попытался вывести уравнение времени со многими неизвестными в отношении того, как долго может продолжаться процесс уничтожения продуктов и что произойдет потом, когда будут превышены позволенные нормы-лимиты. В конце концов мы с Белояром не выдержали и, схватив Трезора за передние и задние лапы, выбросили его в открытое окно. Слава богу, что ресторан находился на береговой линии и вскоре после броска мы услышали, как, где-то далеко внизу, послышался всплеск воды и самоуспокоились, полагая, что наша собачка успешно достигла поставленной нами цели и не разбилась при этом о прибрежные скалы.
Столько пить и есть на халяву, даже и собаке не позволительно!
Почистив руки о белые шорты, нам запретили носить военную форму, мы снова налили себе по фужеру армянского коньяка и, смакуя каждый глоток, уставились в другое окошко, выходящее на танцплощадку, где в полутьме зала кружились в танце посетители ресторана.
Впервые в жизни мы с Белояром оказались в подобном и шикарном месте. Нас неумолимо влекло забыть обо всем на свете и с головою окунуться в разгульное пиршество и веселье, творящемся в танцзале, где полуодетые женщины и почти неодетые девчонки, танцевали одни или в паре с мужчинами на подсвеченной снизу платформе.
Черт бы побрал этот служебный долг, воинскую дисциплину и нашего Генерала вместе с ними, заботящегося о нашей нравственности и благовоспитанности!
Ни то, ни другое не желало уступать друг другу и мы разрывались на части — мы так хотели танцевать, обнимать и целовать девчонок, оставаясь при этом их доблестными защитниками в благородных офицерских мундирах.
У меня в голове промелькнула отличная идея. Ведь, согласно подписанной нами инструкции по поведению в отпуске, мы имели право на то, чтобы покинуть нашего отца-командира на целых девять минут 59 секунд. Я посмотрел на Белояра, придав моему взгляду мысленную информативность. Мой дружище тут же сообразил, что этим я хотел ему сообщить, мы с ним тут же синхронизировали точность хода наших наручных электронных хронометров, выставив алярм на девять минут нашего отсутствия. Чтобы Генерал особенно не утруждал себя поиском и разглядыванием часов, мы выставили перед ним поставили будильник с большим циферблатом и крупными стрелками, который Белояр на время взял у нашего волосатого орангутанга. Будильник был заведен на молчание в течение девяти минут, после чего должен был громко сигнализировать о времени. Затем к одной руке Генерала мы осторожно и с уважением пододвинули фужер и полную бутылку армянского коньяка, который он уважал, а к другой — гигантскую гаванскую сигару. Нажав соответствующие кнопки на часах и хронометрах, мы прямо через внутреннее окно перескочили на танцевальную площадку и местным жигало показали, как танцуют настоящие офицеры с дамами. Девять минут пролетело в одно мгновение и только тревожная сигнализация будильника, прозвучавший так не вовремя, вернула нас в кабинет, где Генерал уже открывал глаза, чтобы опрокинуть фужер с коньячком и пыхнуть сигарой.
Увидев нас на своих местах, сидящими за столом, он удовлетворенно кивнул головой и снова прикрыл глаза.
Скрипнула дверь кабинета и в приоткрывшеюся щель показалась мокрая морда Трезора. Удивительное дело, голова собаки была мокрая, а туловище сухое. Как это мы умудрились метнуть собачку так, что она намочила одну только голову?! Ну, да об этом подумаем потом, а сейчас нам пора возвращаться на танцплощадку.
Когда Генерал сладко задремал в очередной раз, Белояр, мгновенно выставив будильник на последующие девять минут свободы, на полной скорости полетел в объятия девицы на танцплощадке, где я уже танцевал с рыжеволосой девчонкой, на которой кроме платья ничего не было. Как же приятно было касаться и вести в танце ее полуобнаженное тело, прикасаться к талии, чувствовать и ощущать прикрытое платьем обнаженное тело.
Молнии страсти сотрясали наши тела!
Мы были настолько увлечены друг другом, что даже громко звучащий вой сигнализации будильника, не мог оторвать меня от прекрасной дамы и вернуть к суровой действительности возможности нарушения воинского устава. В этот момент моя голова лихорадочно просчитывала, если я приглашу эту девчонку, то пойдет ли она со мной в уголок, где можно было бы убрать последнее препятствие, так мешающее нам в танце.
И в этот сладчайший момент моей жизни, чьи-то острые зубы впились в мою кроссовку и с неимоверной силой потянули меня в сторону от танцевальной площадки. Таким своеобразным способом Трезор напоминал мне о воинском долге, о присяге, под которой я поставил роспись своего сердца. Громадным усилием воли я высвободил девчонку из своих страстных объятий и вместе с Трезором полетел в кабинет, где появился на девятой минуте и 58 секунде и, упав на стул за столом, принял вид благовоспитанного юноши. К этому времени Генерал завершал длительный процесс открывания глаз, при виде меня благосклонно кивнул подбородком, но вдруг глаза его широко раскрылись с выражением недоумения. Я, разумеется, посмотрел по сторонам в поисках того, что вызвало недоумение авторитетного руководителя нашей делегации, и остолбенел от открывшейся неожиданности. Мой лучший друг, напарник и брат Белояр расположился на соседнем стуле и держал на коленях девицу в самом расцвете сил. Он целовал ее во все свободные от одежды места и следует откровенно признать, что мест для поцелуев было предостаточно.