Храни Вас Бог.

Искренне Ваш

барон Александр Оладьин

Петр поднял глаза на гонца. Тот скользнул взглядом с письма на огонь, пляшущий в камине. Убедившись, что пламя поглотило свиток, Петр спросил:

– Что ты хотел мне передать устно?

– По пути я обогнал отряд, посланный для вашего ареста, – быстро отозвался гонец. – Вам надо спешить.

– Сколько у меня времени? – спросил Петр.

– Не знаю, – пожал плечами молодой человек, – думаю, часа два. Но, может, и меньше.

– Хорошо, – кивнул Петр. – Можешь идти.

– Что мне передать хозяину? – осведомился гонец.

– Скажи, что зла я на него тоже не держу и все, о чем он просит, выполню.

– Слушаюсь, – произнес молодой человек, поклонился и вышел.

После ухода гонца Петр минут пять посидел, молча глядя на горящие в камине дрова, потом поднялся и негромко произнес:

– Что же, может, это и к лучшему. По крайней мере бежать в Польшу, чтобы пить там горячее молоко и страдать от ревматизма, – уж точно смешно. По крайней мере не придется вскрывать вены. Все сделают за меня.

Он прошел в кабинет, сел за стол, что-то писал там четверть часа, потом поднял колокольчик и позвонил. На пороге возник Тыну.

– Собирайся, – сказал Петр. – С этим письмом ты немедленно отправишься в Петербург.

– Может, с утра? – заскулил Тыну.

– Я сказал – немедленно! – гаркнул Петр. – Если через полчаса еще будешь в поместье, шкуру спущу.

– Слушаюсь, – склонился обескураженный Тыну. Приказаний в таком тоне он не слышал от своего хозяина уже несколько месяцев.

Тем временем Петр выдвинул ящик письменного стола, достал увесистый кошелек и небрежно бросил секретарю:

– На дорожные расходы.

– Господин, на эти деньги можно доехать до Индии, останавливаясь в лучших гостиницах! – изумился Тыну, заглянув в кошелек.

– На непредвиденные расходы, – буркнул Петр. – В Петербурге найдешь главу школы фехтования, Федора Колычева, и отдашь это письмо. В нем распоряжение одному из банков выплатить Колычеву крупную сумму. На словах скажешь, что я возвращаю долг Басову. Все, ступай.

– Слушаюсь. Потом возвращаться прямо сюда?

– Да, можешь возвращаться, – растерянно произнес Петр. – Только загляни на кладбище проверить, как ухаживают за нашим фамильным склепом, где покоятся жена и дочь. За содержание уплачено на сто лет вперед.

– Слушаюсь, – Тыну поклонился, подхватил со стола письмо и исчез.

– Ну вот и все, – произнес, поднимаясь, Петр. – Вторая попытка тоже не удалась.

Он вышел из кабинета и прошел в охотничий зал, где по стенам было развешено оружие. Постояв недолго, он выбрал испанскую шпагу и пробормотал:

– Что же, последнее веселье. Хоть фехтовать я здесь научился. Три сухопутных сражения, одно морское, десять дуэлей – и цел, если не считать мелких шрамов. В битве при Старой Руссе я сражался с тремя противниками одновременно. Интересно, сколько человек приедет меня арестовывать? Я, конечно, уже не тот… Хотя вот Басов с возрастом становится только более опасным, а я теряю навык. Может, он понял что-то большее. Ладно, мне этого уже не постичь. Живым они меня не получат.

Петр вышел в холл. Там, за обеденным столом, сидел напротив его кресла Артем. Он был в джинсовом костюме, рубашке и кроссовках, остро контрастировавших с готической резьбой, украшавшей парадный зал жилища экс-министра.

– А, это ты, – хмыкнул Петр. – С чем пришел?

– Поговорить, – улыбнулся Артем.

– О чем еще говорить? – тяжело вздохнул Петр.

– О том, что сделано. О том, что должно быть сделано.

– Ничего не сделано и ничего уже не сделать, – отрезал Петр.

– Ну, зачем же так пессимистично. Можно посмотреть и с другой стороны.

– Только не надо меня уговаривать, – скривился Петр. – Ты – проекция моего сознания, и явился лишь потому, что часть этого сознания не хочет умирать.

– Вумные все стали, как вутки, – съязвил Артем. – Приходишь к человеку, говоришь с ним, а он тебе – хлоп. Нет, говорит, тебя, ты – проекция моего сознания, и весь разговор. Смешно, ей-богу.

– Ну а кто же ты? – устало спросил Петр.

– За полчаса не расскажешь, – улыбнулся Артем. – Пришел я тут сегодня к одному, говорю: “Я – бог”, а он: “Бог так бог, зачем пришел?” Нормально так поговорили. Выпить даже могли, да времени не было. Все коротко, по-деловому. Но ты же у нас интеллектуал. Тебе всю космогонию изложить надо. Рассказать, где твое место, где мое, какие взаимосвязи, да потом еще доказательства привести, чтобы поверил. Этак мы до конца кальпы [41] не разберемся. Поэтому давай исходить из того, что я знаю о тебе все, а ты обо мне ничего. Следовательно, даже если я тебе расскажу, ты все равно ни черта не поймешь.