Учитель литературы И. Г. Элпидинский из всех поступавших в школу газет и журналов делал подборки стихов и прозы, по которым знакомил нас с новыми поэтами и писателями. Мы уже в школе знали те имена, которые потом стали знаменитыми.

Учитель математики А. Е. Хухлаев дал такую подготовку своим ученикам, что они в столичных вузах чувствовали себя вполне уверенно.

Школа работала в три смены. Я всю войну учился в третьей, последний урок заканчивался в одиннадцать часов вечера. Приятного было мало осенью по вязкой грязи, стаскивающей с ног галоши, возвращаться домой в полной темноте (из-за светомаскировки).

Железная дорога следила за тем, чтобы дети железнодорожников, живущих вдали от школы, были обязательно охвачены образованием. В это сложнейшее время, когда день и ночь шли составы на фронт, когда дорогу бомбили, когда напряжение сил у руководства дороги доходило до крайнего предела, все равно не забывали о детях, и в школу приходила телефонограмма — проверить дома путевых обходчиков и выявить детей, не охваченных обучением. Школа посылала старшеклассников по шпалам в направлениях на Ростов, на Сталинград, на Краснодар, которые и осуществляли эту проверку.

Наша школа находилась неподалеку от железнодорожного вокзала, окна классов выходили прямо на железнодорожные пути; идя в школу, мы проходили через привокзальный рынок, работавший чуть ли не круглосуточно, и поэтому становились невольными свидетелями всего наиболее характерного для того времени.

Вокзал — традиционное место для беспризорников. Мы были свидетелями, как тогдашние власти быстро и эффективно выявляли их и отправляли в соответствующие учреждения. Могу утверждать, что в ту страшную войну я видел беспризорников в городе реже и меньше, чем сейчас.

Весть о победе пришла в Сальск рано утром. Я побежал на центральную площадь, где уже собрался почти весь город, на трибуне стоял председатель райсовета Шестерко, где был митинг и все кричали «Ура!» и радовались: «Наконец-то!» Солдаты стреляли в воздух, женщины плакали, незнакомые обнимались, начальство говорило речи, духовой оркестр играл марши.

Рассказывать, что я чувствовал тогда, не стану, потому что не смогу обойтись без банальных фраз и заезженных слов, которыми не хочется осквернять то радостное и светлое, что было у меня в душе.

Вроде настала мирная жизнь, через станцию вовсю шли эшелоны с демобилизованными. Но из окон класса мы видели и другие эшелоны с техникой и войсками, которые теперь следовали не на Запад, а на Восток. Повсюду разговоры, что кого-то пока не демобилизуют, что он все еще служит, хотя давно пора домой.

Война с Японией не стала чем-то совершенно неожиданным. В нашей скорой победе — теперь уже над Японией — сомнений не возникало.

С капитуляцией Японии началась в полном смысле наша послевоенная жизнь. Желание быстрее сделать так, чтобы можно было по-человечески жить, стало столь же сильным, как желание завершить войну с победой.

Главными моими заботами стало окончание средней школы и принятие решения, что делать дальше.

В школе у меня вполне прилично обстояло дело с физикой и математикой, старший брат был инженером, техника мне нравилась, поэтому я хотел продолжить учебу в инженерном вузе. Ленинград и военно-морской флот влекли меня еще в довоенные времена, поэтому желание стать военно-морским инженером сформировалось четко.

Еще до выпускных экзаменов подал заявление о приеме в Ленинградское высшее инженерно-техническое училище ВМФ, откуда вскоре и получил вызов.

Десятилетку я окончил, как и моя мама гимназию, с золотой медалью. Разница в одном: мама во время голода начала тридцатых годов сдала свою золотую медаль в «торгсин» (торговля с иностранцами) и получила взамен продукты, а моя медаль золотой была только по названию...

В Ленинград для поступления в ВИТКУ ВМФ я приехал в конце июня 1946 года. ГЪрод поразил необыкновенной по тому времени чистотой и ухоженностью улиц. Везде, где только можно, росли цветы. Поврежденные войной дома стояли огороженные или с хорошо забитыми окнами. Ворота во дворы и двери в подъезды домов были закрыты. Дворники попадались на глаза часто. На улице было малолюдно, транспорта мало, собак совсем не было видно.

В училище меня зачислили в роту кандидатов.

Кандидаты были трех категорий: гражданские, солдаты и офицеры. В основном все были родом из провинции, москвичей и ленинградцев — единицы.

Успешно сдавшие экзамены, а также окончившие десятилетку только на «отлично», в том числе и я, проходили мандатную комиссию, председателем которой был начальник политотдела училища, а одним из членов — сотрудник госбезопасности.

Увидев в анкете, что мой отец был донским казаком, начальник политотдела спросил меня: