Шрифт:
Чтобы не оставлять меня в одиночестве, Бобчик снял четырёхместный "люкс" со смежными комнатами. Добравшись, наконец, до постелей, мы были настолько измучены, что не хотели даже вспоминать ни о Фрэнке Даунфолле, ни об икряном короле Марселе, ни о загадочной семье Джианозо.
Затратив последние силы на то, чтобы снять с себя одежду, я юркнула под одеяло и отключилась прежде, чем моя голова коснулась подушки.
– Сначала на барахолку, а потом на руины Пачакамака! – услышала я сквозь сон звонкий и бодрый голос Аделы.
– Интересное сочетание, – заметил Бобчик. – Но барахолка у тебя всё-таки на первом месте.
– Она у меня на первом месте потому, что работает с утра, а к руинам Пачакамака нужно ехать на машине, – объяснила подруга.
Завидуя её неисчерпаемой энергии, я выползла из-под одеяла и с трудом нашарила под кроватью туфли. Голова была пустая и тяжёлая, как древнегреческая амфора. Я задумалась над тем, было ли моё состояние следствием похмелья или ночной гонки по набережной Кальяо.
Я так и не успела прийти к какому-либо выводу, как дверь распахнулась, и в мою комнату впорхнула Адела в обтягивающей лимонно-жёлтой маечке и ярко-красных шортах из мокрого шёлка.
– Как насчёт того, чтобы посетить знаменитую лимскую барахолку? – сверкая глазами от возбуждения, как учуявшая глухаря охотничая собака, спросила она.
Я подняла на подругу затуманенный страданием взгляд.
– Прямо сейчас? Может для начала хоть соку выпьем?
Адела вздохнула.
– Ну ты и зануда, – покачала головой она. – Разве ты не знаешь, что на барахолку надо ходить с утра пораньше, пока всё ценное не раскупили?
– Ты собираешься найти на барахолке что-то ценное? – поинтересовалась я, накидывая халат. – Интересно, что именно? Позолоченную китайскую бижутерию или штампованные тайваньские маечки с надписью "Я – перуанец"?
Подруга укоризненно посмотрела на меня.
– Причем тут маечки и бижутерия? Речь идёт о произведениях искусства доколумбовой эпохи.
– Ну конечно, как же я сразу не сообразила, – спохватилась я. – Где ещё можно разжиться золотом инков, как не на лимской барахолке!
– И не стоит иронизировать, – нахмурилась Адела. – Разве ты не слышала, как на таких барахолках искусствоведы за бесценок покупали уникальные вещи, которые потом уходили на аукционах за сотни тысяч долларов?
– Ты правильно сказала, что это были искусствоведы, – заметила я. – Кстати, далеко не всякий искусствовед с одного взгляда отличит хорошую подделку от оригинала. Но тебе это, несомненно, удастся.
– Это тебе надо было бы жить с Бобчиком, – укоризненно вздохнула Адела. – Вы просто два сапога пара. Никакого воображения.
– Ладно, – согласилась я. – Идём на барахолку. Только сначала позавтракаем.
Бобчик с аппетитом уплетал острые, как жало скорпиона, куриные кесадильясс сыром и сладким перцем. Мы с Аделой предпочли "Перуанское ассорти" – нечто вроде поджаренного на заострённых деревянных палочках шашлыка, где баранина соседствовала с курятиной, свининой, говядиной и кусочками сочного тёмно-зелёного перца.
– Всё-таки странные существа женщины, – заметил Бобчик. – Ещё вчера вы места себе не находили из-за всей этой истории с Даунфоллом и семьёй Джианозо, даже в другой отель среди ночи помчались, а сегодня даже не вспоминаете об этом. Единственное, о чём вы способны думать – это дешёвая перуанская барахолка, кишащая микробами, курами, грязными блохастыми индейцами и орущими, как сирены, поросятами.
– Индейцы не грязные и не блохастые, – обиделась Адела. – Они потомки великой цивилизации, уничтоженной такими, как ты, жадными и корыстными бледнолицыми. Оскорбляя мой народ, ты оскорбляешь меня.
– Ну ладно, может блох у них и нет, но какое-нибудь кожное заболевание тут запросто можно подцепить, – настаивал Бобчик. – Почему вы не можете обойтись обычными магазинами? Далась вам эта барахолка!
– Шедевры доколумбовой эпохи, – сказала Адела.
– Смертельное оружие, – сказала я.
Бобчик поперхнулся кусочком кесадильяси мучительно закашлялся. Я поспешно подлила ему минеральной воды.
Бобчик отпил из бокала, ещё немного покашлял и, наконец, успокоился. Когда он снова посмотрел на нас, его глаза выражали страдание.