– Ни за что, – помотала головой подруга. – Очень надо! Пусть этим мужики занимаются!

– Ладно, уговорили. Барахолка, так барахолка, – окончательно сдался Бобчик. – Пусть Псы Войны вооружатся по самые зубы! Только этого нам не хватало для полного счастья.

Бурлящая, как самовар, знаменитая лимская барахолка раскинула свои ряды в ста метрах от президентского дворца. Она благоухала и шумела, резала глаза пёстрыми красками традиционных индейских нарядов и ошеломляла разноцветьем самых невероятных товаров, выставленных на продажу.

Адела подпрыгивала от возбуждения, как юный фокстерьер, которого хозяин держит на коротком поводке. На каждом прилавке ей мерещились древние произведения доколумбова искусства. Ещё немного – и она утрёт нос знаменитым искусствоведам!

Бобчик вздыхал, брезгливо морщился, и старался на всякий случай ни к чему не прикасаться.

– Может, разделимся, – предложила я. – Поскольку нас интересуют совершенно несхожие вещи, мы будем только мешать друг другу.

– А ты не боишься остаться одна? – спросил Бобчик. – Вдруг здесь появится Фрэнк и нападёт на тебя?

– Насчёт этого ты можешь быть спокоен, – покачала головой я. – Если он где-либо и решится напасть на меня, так только не на барахолке. Ну так как? Встретимся через час на этом самом месте?

– Через два часа, – сказала Адела.

– И не здесь, а в баре через дорогу, – сказал Бобчик. – Там хоть пива можно выпить. Два часа в этом аду я не выдержу.

– "La Pava Vieja" – прочитала я вывеску над баром. – "Старая индюшка". Крутое название!

– Может, у хозяина бара в детстве была любимая ручная индейка, потом её зарезали, чтобы подать на новогодний стол, он страшно переживал, и теперь назвал бар в ей честь? – предположила Адела.

– Тебе бы романы писать, – отдала ей должное я. – От твоих версий прямо слеза прошибает.

– Ладно, я побежала, – чмокнула Бобчика в щёку подруга. – Меня ждут шедевры доколумбовой эпохи!

– А меня – смертельное оружие, – добавила я.

– Завидую вам, – грустно сказал Бобчик. – Меня ожидает только "Старая индюшка".

Когда через час пятьдесят минут я, более или менее вооружённая, вошла в "La Pava Vieja", двое посетителей бара и сам бармен внимательно смотрели на Бобчика.

Мой приятель сидел в самом углу бара лицом к стене, его стул был задвинут глубоко под столик, а локти спрятанных под столом рук ритмично двигались взад-вперёд с небольшой амплитудой. Я тихо прошла между столиков, и мне открылся бобчиков профиль. На его лице застыло слегка напряжённое и отсутствующее выражение. Он был настолько поглощён своим занятием, что не видел и не слышал ничего вокруг.

"Господи, что же он такое делает?" подумала я, с ужасом отгоняя пришедшую мне в голову мысль.

Похоже, бармен и посетители думали о том же самом, и выражение на их лицах было весьма и весьма странным.

– Привет! – наигранно весёлым тоном сказала я.

Бобчик подпрыгнул на месте и испуганно уставился на меня с таким видом, словно я застукала его на месте преступления.

Бармен и посетители тоже вздрогнули.

– Чем это ты тут занимаешься? – не удержавшись, шёпотом спросила я.

– Ничем, – пожал плечами Бобчик. – Соль обтачиваю.

Я подрясла головой.

– Извини?

– Обтачиваю соль, – повторил он.

– Я правильно поняла, ты сказал, что обтачиваешь соль? – на всякий случай уточнила я.

– Именно так я и сказал, – подтвердил Бобчик.

Он уже оправился от испуга, и выражение его лица стало таким же спокойным и приветливым, как обычно. В отличие от Бобчика, мне становилось всё хуже и хуже.

– Значит, ты обтачиваешь соль, – почти не дрогнувшим голосом повторила я, прикидывая с каким именно расстройством психики мне приходится иметь дело, и почему это случилось именно сейчас. – И какую же именно – каменную, поваренную, морскую?

– Новую, – сказал Бобчик. – Что это с тобой? На тебе лица нет. Я это делаю по твоему же совету.

– Отлично, – кивнула я. – Значит, ты по моему совету обтачиваешь соль. И чем же ты её обтачиваешь?