Ивакин Алексей Геннадьевич
Шрифт:
Петя пожал плечами и вышел на улицу — искать жену.
Потенциальных жертв матримональных желаний ходило очень много. И разных. Длинноногих красоток, грудастых низкопопок, декольтированных мадамов, порхающих нимфеток. Кактусова немедленно потянуло на промискуитет. Однако, он сдержал себя.
Рыскал он долго. Набережные сменялись парками, фонтаны — кабачками, ночные клубы — подворотнями. Но все было не то. Тестирующий орган уже устал подсказывать Кактусову — «А с кем бы помереть в один день?».
На третий день поиска Кактусов позвонил Пиндюкову. Тот выслушал молча. Потом, пародируя главреда, бросил трубку. Через десять минут позвонил сам:
— Друг… Уважаю тебя…
— За что? — опять удивился Кактусов.
— Ты приносишь свой талант в жертву человечеству! Если бы не такие как ты — оно бы уже вымерло! Так поднимем же тост за выживание человечества!
— Я бросил! — торопливо сказал Кактусов.
— Ты могуч! — похвалил писателя бард. — Я за это про тебя песню напишу.
В трубке послышались звуки насилуемой бардом гитары.
Кактусова замутило:
— Пендюков!
— Йяа! — по-армейски мгновенно отреагировал тот.
— Пендюков, я жениться хочу…
— Не ной! Я тебе помогу. Вечером. В баре «Золотая Тыква». Ровно в девятнадцать тридцать пять.
— Почему так точно?
— У меня перерыв там будет. До девятнадцати сорока восьми. Я там это…
— Продаешься? — догадался Кактусов.
— Нет! — оскорбился Пендюков. — Я там эксплуатирую богатеев!
— Гениально… — ссарказмировал Кактусов. Но Пендюков его уже не услышал. Он просто бросил трубку.
До вечера Петя томился как кура на гриле. В бар он вошел ровно за пять минут до назначенного времени.
Столик, под которым должна была закончится холостяцкая жизнь Пети был заказан Пендюковым — табличка на нем стояла. На табличке было написано — «Служебное место». Остальные столики были сдвинуты в длинный ряд. За ними сидели красноликие мужчины, скинувшие пиджаки на пол. Концы их галстуков замачивались в разлитой по столу водке и раскиданных салатах. Рядом с этими мужчинами восседали женщины. У женщин с голов свешивались шиньоны, кушали они шампанское, а закусывали шпинатами со шпротами.
Суровый охранник спросил Кактусова:
— Вы гость?
— Эмн… Да…
— Проходите!
И только Кактусов присел за одинокий, пустынный столик к нему подошел потный Пендюков:
— Здорово…
— Что это, Вася? — кивнул Кактусов на женщин с остервенением бьющих каблуками в пол под визгливые звуки гармониста, затаившегося в углу:
— Эх, эх, твою мать! Будем свадьбу мы гулять!
Пендюков ухмыльнулся:
— Это свадьба, Петя… Это свадьба… Бессмысленная и беспощадная русская свадьба.
Кактусов закрыл глаза и помотал головой. Потом открыл глаза. Свадьба не исчезла. Мужики продолжали обниматься и кивать головами, женщины продолжали изображать народные танцы:
— Эх, эх, твою мать, будем девственность лишать! — заорала какая-то крашеная тетка, ударившая в бетонный пол с такой силой, что сломала каблук и немедленно упала на соседку. Та завизжала и подхватила товарку. Беременная, похоже тройней, невеста вскочила и закричала:
— Маменькааааа!!
Вскочил один из мужиков и рявкнул так, что вентилятор под потолком остановился:
— Слышали! Она свекровь мамой назвала! Горько!
— Горько! — зазвенели в ответ стекла бара.
— Ну что… Будешь жениться? — ухмыльнулся Пендюков.
Петя, раскрыв рот, не ответил продолжая взирать на праздник плодородия.
Тогда бард хлопнул его по плечу и вышел к своему микрофону. Не обращая внимания на свадебных гостей, он прикрыл незамутненные свои глаза и хрипло сказал в микрофон… Нет… Не сказал… Вымолвил…
— А теперь… Первый… По-настоящему брачный… Танец… Молодых…
И запел.
— Я тучи разведу… НОСКАААМИ!!!!!!!!!!!!!!!!!
Кактусов поперхнулся водкой, поданной ему кем-то из родичей кого-то. Однако, никто не заметил выходки Пендюкова. Все стали танцевать, в том числе и пузатая невеста с не менее пузатым женихом.
Какой-то грустный, жгучий взгляд вдруг зацепил Кактусова. Он поднял голову. Посмотрел… И Жизнь разделилась на две части. До взгляда и после. Ядреная брюнетка с красной полосой поперек обширной груди призывно смотрела на него…