Накануне печь шла необычайно послушно, выдала металл такой высокой кондиции, что Антон даже заробел: «Не случайность ли на грани фантастики?» Подготовившись к проверке результата, а также к закреплению того хода печи, который и вызывал оторопь и до неверия радовал, Антон был взбешен, когда начальник кислородной станции уведомил его о том, что ППВЖ [14] временно снимается с питания.

Антон умолял Ергольского опротестовать внеплановый ремонт трубопровода или отложить хотя бы на три дня, но тот беззаботно позубоскалил над его экспериментальным рвением.

— Не метуситесь, Готовцев. Практика всего лишь повод для научных обобщений. На вашем месте я давно бы был доктором. Веселейте духом и обогащайте теорию сталеплавильных процессов новыми-страницами.

— Сервий Гальба правил после Нерона.

— Вот ученость!

— Мальчуганом он как-то приветствовал императора Августа. Август ущипнул его за щеку и сказал: «И ты, малютка, отведаешь моей власти».

— Иногда я думаю: вам надо было бы податься в историки.

— Вы принимаете меня за шпингалета Гальбу, а себя за Августа.

— Неудачное сопоставление.

— Скорее прозрачное предчувствие темных обстоятельств.

Антон позвонил главному энергетику Кухто, но тот, не выслушав его, сказал:

— Адресуйтесь к непосредственному начальству, — и повесил трубку.

Еще в разговоре с Ергольским у Антона возникло подозрение, что ремонт трубопровода затеян неспроста, в действительности он, может, и не нужен.

На кислородной станции он спросил дежурного слесаря, долго ли будет ремонтироваться «нитка», идущая на участок экспериментальной металлургии. Слесарь ответил, что вчера он осматривал «нитку», не обнаружил никаких неисправностей и сам диву дается, почему заставили ее перекрыть.

Антон уведомил об этом Касьянова. Хотя для Антона был непереносим простой печи, Касьянов все-таки убедил его чуточку повременить.

На следующий день во время селекторной летучке Касьянов спросил Кухто:

— Когда дадите кислород на УЭМ [15] ?

— В конце недели.

— Долго.

— Кислородная коррозия, Марат Денисович, страшный бич.

— Бич?

— Верно, выразился я плоско. Надо сменить двадцать метров труб. Ищем, где раздобыть?

— Начальник кислородной станции, вы что скажете?

— Нечего добавить.

— Есть необходимость в замене труб?

— Товарищ Кухто распорядился.

— Я спрашиваю вас.

— Видимо.

— Отвечайте со всей определенностью.

— Главный энергетик...

Кухто бесцеремонно вломился в диалог между Касьяновым и начальником кислородной станции:

— Ты доложил, я отдал указание.

— Кондрат Матвеевич, я не к вам обращаюсь. Станция, жду конкретности.

— «Нитку» обследовал слесарь Брюквин.

— И что же?

— На основании его выводов решили ремонтировать.

— Нечего там ремонтировать.

— У ммы...

— Брюквин сказал, что удивляется, зачем велели перекрыть «нитку».

Раньше до Касьянова доходил слух, что Ергольский называл себя, Кухто и Фарникова триумвиратом и хвастал, проводя «исторические» параллели, что рано ли, поздно триумвиры выдвинут из себя директора, как некогда они выдвигали из себя императоров.

По их мнению, Касьянов — счастливчик, ветродуй, хват, монстр. Не лучшую «характеристику» они давали всем «иже с ним». Наречениса и Виктора Ситчикова из-за их молодости они называли не иначе, как желторотиками. Когда я, Инна Савина, попросила Кухто и Фарникова объяснить, как «монстру и иже с ним» удалось пересоздать «Двигатель» и ввести его в разряд передовых предприятий страны, они затверженно отвечали: все совершилось не б л а г о д а р я, а в о п р е к и — мобильный коллектив и, конечно, поддержка и повседневный контроль с в е р х у.

Я немного верну вас ко дню возвращения Касьянова из столицы. Он хмурился. В нем улавливалось разочарование. Из потребности выговориться он решил съездить со мной на базу отдыха.

Мы отпустили автомобиль возле довольно крупной реки Белявы; в нее, через трубу, впадает Тихоня.

У причала стояло великое множество лодок, по преимуществу дюралек с подвесными зачехленными моторами. Чуть подальше течение водило заякоренные парусные и моторные яхты. Это был причал частников.