Корбетт, не глядя на злорадную усмешку графа, взял свиток с предписанием. Пышные складки мантии всколыхнулись в последний раз: граф ушел. Корбетт, усевшись на деревянное сиденье у окна, развернул свиток с указом и внимательно его прочитал. Приказ лишь подтвердил его худшие опасения: официально ему поручалось передать королевские приветствия Моргану, на деле же вменялось тайком собрать как можно больше сведений о положении дел в Южном Уэльсе.

Уэльс! Корбетт бывал там десятью годами раньше. Он был тогда одним из воинов в Эдуардовых войсках, которые с боями прорывались в узкие речные долины, деля Уэльс на части и одну за другой приводя эти части в подчинение английской короне. Это была жестокая, кровавая война, и Корбетт с ужасом думал о том, что ему снова придется туда ехать, общаться с валлийскими лордами, с виду изъявлявшими покорность, втайне же негодовавших на то, что вынуждены повиноваться Эдуардовым указам. Эти валлийцы были свирепыми воителями, что не расстаются со злыми кинжалами и с длинными тисовыми луками, рассылающими бесшумную смерть по туманным долинам.

Корбетт встал, вздохнул и отправился домой. Его единственным утешением стали вопли ужаса и возмущения, которыми разразился Ранульф, узнав, куда они едут. Но потом Ранульф вдруг сделался непривычно уступчивым, и Корбетт даже заподозрил, уж не имеется ли у его слуги собственных причин покинуть столицу. Он не стал допытываться, но велел Ранульфу взять лошадей и вьючных мулов из королевских конюшен. Затем они паковали сумы и корзины, и четыре дня спустя после получения королевского приказа Корбетт со слугой уже скакали на северо-запад, минуя Актон, Глостершир и дальше, за реку Северн, в Уэльс.

Корбетт и Ранульф ехали по старой римской дороге, которая пролегала по землям центральных графств и вела на запад. Была поздняя весна, погода стояла мягкая, и широкие бурые поля, расстилавшиеся вокруг, уже пахали и боронили. Брели волы, склоняясь под большими ярмами, острые ножи плугов глубоко врезались в почву, разрыхляя ее для сеятелей. В небе кружило сердитое воронье, каркая на мальчишек, а те отгоняли птиц от лакомых зерен, стреляя в них из рогаток. Деревни пробуждались к жизни после лютой зимы и холодной, суровой ранней весны, и дороги кишели повозками, коробейниками и битюгами с подстриженными гривами, в иззелена-черных кожаных сбруях.

Корбетт с Ранульфом останавливались на ночлег в тавернах, или, когда повезет, в гостеприимной роскоши аббатства, или в приюте для путников при монастырской обители. В середине мая, назавтра после Троицына дня, они перешли вброд через Северн в Бристоле и ступили на землю Уэльса. По пути Корбетт рассказывал своему слуге о том, как десять лет тому назад воевал здесь, описывал суровую красоту этого края с его густыми лесами, тесными долинами и дикими, вольнолюбивыми племенами. Эдуард I силой подчинил валлийцев своей власти, превратив их мелкие княжества в английские графства. Их отважного вождя, Ллевеллина, загнали в темную твердыню Сноудонии, а позднее умертвили; его брата Давида подстрекнули к мятежу, захватили в плен, отправили в Лондон и приговорили к чудовищной казни за измену: его повесили, потом привязали к хвосту лошади, потом четвертовали. Затем Эдуард поставил Уэльс на колени, разослав туда своих чиновников и настроив огромных замков, опоясанных круговыми стенами, по всему завоеванному краю.

Но двигаясь к югу вдоль течения Северна, прежде чем повернуть от него в сторону, Корбетт и Ранульф почти не замечали зримых следов этого насильственного присутствия победителей. Окрестности оглашались звонкими птичьими трелями, переливались сочными весенними красками, а реки, низвергаясь с темных скалам или плутая по равнинам, сверкали серебром. Распускались под солнцем цветы, и зеленые, мшистые склоны долин, казалось, покрывались драгоценными коврами. В небе кружились кроншнепы, ястребы, вороны и канюки, мелькая в воздухе черными и белыми перьями, и их хриплые крики звучали пронзительно и тревожно после нежной, переливчатой песни дрозда. Солнце пригревало, и в полдень путники всегда делали привал, чтобы отдохнуть в прохладной тени тиса, дуба или ясеня.

Ранульф держался боязливо, он тосковал по тесным, шумным, оживленным лондонским улицам, а вот Корбетту нравилась тишина, золотистая пестрота лесов и полей, теплые лучи солнца, греющего спину. Иногда, сидя в седле, он зажмуривался, лицом и шеей ощущая прохладный ветерок, слушал птичье пенье и стрекот кузнечиков — и в мечтах уносился в далекие годы, проведенные в холмах Суссекса. Если ему удавалось сосредоточиться, то он различал голос своей жены Мэри, напевавшей песню, и непрерывный младенческий лепет дочери. Рай, где всегда светило и пригревало солнце… пока в его Эдем не ворвалась лихорадка, похитившая и Мэри и дитя. Все случилось так быстро, думал он, как туча набегает на солнце. Пускай тень падает ненадолго, но когда туча уходит — ничто уже не будет так, как прежде.

Шесть дней ехали Корбетт с Ранульфом по диким лесам и холмам Южного Уэльса. Иногда они ночевали под открытым небом, иногда — в заброшенном коровнике, а изредка — в укрепленных поместьях английских лордов. Один из них остерегал путников: на холмах по-прежнему таятся грабители, разбойники, головорезы, но еще опаснее, продолжал наставлять их лорд, тайные обычаи и обряды валлийцев: ведь многие до сих пор придерживаются старых, дохристианских верований и справляют свои праздники, устраивая ритуальные костры в темных лесах или на возвышенностях. Корбетт внял всем этим предостережениям, но ничего страшного не случалось, только порой раздавался душераздирающий волчий вой или слышались вскрики ночных хищников, когда отправлялись на охоту совы и лисы, горностаи и хорьки. Валлийские деревушки, которые они проезжали, — маленькие селения с мазанками под соломенными крышами — казались вполне дружелюбными. Корбетт не понимал чудного, певучего языка, на котором изъяснялись местные жители, но валлийцы, смуглые и низкорослые, улыбались и предлагали путникам еду и крепкое пиво, какое здесь варили.

Когда они приблизились к скалистому, покрытому водорослями морскому побережью, местность сделалась более пустынной. Коробейники или купцы, изредка попадавшиеся им на дороге, что-то быстро трещали в ответ, когда Корбетт упоминал имя лорда Моргана, и, хотя он не мог разобрать почти ни слова, по их испуганным взглядам можно было догадаться, что лорд Морган пользовался здесь грозной славой. Кое-что было о нем известно и Корбетту: Эдуард завоевал Уэльс двенадцатью годами раньше, а в 1284 году уже весь Уэльс подчинялся его монаршей власти, и в том же году в Карнарвоне созвали Большой Круглый Стол, где сын Эдуарда, в ту пору младенец, был провозглашен Princeps Walliae — принцем Уэльским. Однако покоя в покоренных землях не было, мятежи вспыхивали один за другим, подобно лесным пожарам. В 1294 году — всего два года назад — опять случилась серьезная смута, и недовольство быстро распространилось.