Это оказалась грязная таверна с низким деревянным потолком, столы стояли где попало, а вдоль стен выстроились рядами огромные чаны и бочки. Корбетт попросил эля и миску рыбной похлебки: обычно, когда он ел в одиночестве, ему легко думалось. Ему не давало покоя то, что он узнал: несмотря на победы, одержанные в Шотландии, король изнывал от тревоги, мечась, словно пес на цепи, бросаясь на тени и хватая зубами воздух. Корбетт понимал причину такой тревоги, но он знал точно, что врага можно изловить лишь путем тщательных расспросов и умозаключений, опирающихся на законы логики. Корбетт задумчиво отхлебнул из кружки и составил в уме перечень пунктов касательно изменника:

Корбетт улыбнулся сам себе. У него улучшилось настроение: решив, что нужно делать дальше, он вышел из харчевни и отправился к себе, в дом на Темз-стрит. Ранульф удивился, впервые за много недель увидев улыбку на лице господина, и немедленно воспользовался его расположением, отпросившись «по делу». Корбетт, рассеянно улыбаясь, кивнул, и Ранульф быстро унесся прочь, пока хозяин не передумал. «Делом» было давно задуманное соблазнение одной красотки, а Корбетт в любую минуту мог заподозрить, что что-то не так. Ранульф с грохотом сбежал по лестнице, а вослед ему уже раздавались жалобные звуки флейты, на которой его господин всегда играл, пытаясь разрешить какую-нибудь заковыристую задачку.

На следующий день Корбетт снова отправился в Вестминстерский дворец. Ему хотелось побеседовать с графом Ричмондом, но «милорд, — как сообщил ему надменный сквайр, — отсутствует, выполняя тайное поручение Его Величества». Тогда Корбетт решил отискать Тюбервиля, но и того не оказалось на месте: он отлучился в город по делам, — и Корбетту ничего не оставалось, как слоняться по дворцу. Он прогулялся к церкви аббатства, любуясь теплым солнечным светом и наблюдая за каменщиками, которые сновали будто муравьи по лесам, возведенным у северной стены. Корбетта всегда поражали эти волшебники, колдовавшие с камнем. Он с восхищением переводил взгляд с ажурной каменной резьбы на огромных ухмыляющихся горгулий с личинами не то людей, не то собак, не то грифонов и прочих чудовищ. Пробили монастырские колокола, созывая к молитве, и Корбетт снова направил стопы к Большому залу.

Там уже толпились законники, чиновники, просители и истцы. Были там и шерифы из разных графств, явившиеся предоставить отчеты для пасхальной проверки, и королевские управляющие из графства Корнуолл — в пышных нарядах, запыленных и перепачканных в дорожной грязи. Они выглядели страшно утомленными и просили указаний, странно, в нос, выговаривая слова. Корбетт огляделся по сторонам, отметил про себя, сколько штрихов осталось на одной из дневных свечей, и, покинув зал, зашагал по пустым коридорам, зажатым меж каменных стен, в палату заседаний совета.

Тюбервиля он в конце концов застал в его комнате. Мужчина тридцати или тридцати пяти весен от роду, с коротко стриженными светлыми волосами и узким худым лицом, Тюбервиль обладал внешностью прирожденного вояки. Он казался бы хищником, беспощадным убийцей, если бы не полные губы и живые, настороженные глаза. На нем была кольчуга, в поверх нее — длинное белое сюрко, изукрашенное королевскими гербами Англии и перетянутое крепким кожаным поясом с мечом и кинжалом в ножнах. Когда Корбетт вошел, Тюбервиль стоял у окна. Ставни были распахнуты, чтобы внутрь, в тесное и пыльное караульное помещение, проникало больше света. Единственными предметами обстановки здесь были стол и две скамьи, стоявшие вдоль стены. Пол был каменный, голый, а стены покрывала местами отслоившаяся известка.

При появлении Корбетта Тюбервиль оглянулся и на его вопрос: «Сэр Томас Тюбервиль?» буркнул: «Он самый».

— Меня зовут Хьюго Корбетт, я старший секретарь Канцелярии. И послан к вам по особому делу короля.

— Что еще за особое дело?

— Я расследую недавний разгром в Гаскони.

Корбетт заметил, как глаза рыцаря сузились от гнева.

— А у вас имеется письменное предписание, разрешение на эти расспросы? — спросил Тюбервилль.

— Нет, — ответил Корбетт. — Вам оно непременно нужно? Что ж, я могу — мы можем — сейчас же отправиться к королю и поговорить с ним.

Лицо Тюбервиля вдруг расплылось в почти мальчишеской улыбке.

— Садитесь. — Он жестом указал Корбетту на скамью, налил вина в две оловянные кружки и снова подошел к Корбетту. — Держите, — проговорил он. — Прошу меня простить, если я был груб.

Корбетт принял вино.

— Не стоит извинений, — ответил он. — Быть может, это примета наших дней?

Тюбервиль пожал плечами, сел и отхлебнул вина.

— Каковы будут вопросы, мастер Корбетт?