Касиги показалось, что его голова сейчас взорвется. Ведь я же пообещал этому сумасшедшему Затаки, что мы немедленно возобновим работы, так? Как смеют эти люди ставить под угрозу весь наш проект – наш национальный проект. Без вертолетов мы начать не сможем! Это равносильно предательству интересов Японии! Что у них на уме?

Огромным усилием он сохранил невозмутимое выражение лица.

– Я непременно встречусь с Гавалланом как можно быстрее, и будем надеяться, что вы сможете возглавить наше новое предприятие, а?

– Как Энди Гаваллан скажет, так и будет, ему решать.

Не будь столь уверен, думал Касиги, потому что, как бы все ни сложилось, вертолеты у меня будут – ваши ли, «Герни», мне плевать чьи. Но клянусь своими предками-самураями, проект «Иран-Тода» не будет подвергаться дальнейшей опасности! Не будет! И я не буду!

Тебриз. Дворец хана. 10.50. Азадэ последовала за Ахмедом в обставленную на западный манер комнату и подошла к кровати под балдахином на четырех столбах; теперь, когда она снова оказалась в этих стенах, она почувствовала, как липкий страх снова пополз по коже. Рядом с постелью сидела медсестра в белом накрахмаленном халате, на коленях у нее лежала открытая книга, и она с любопытством смотрела на них сквозь свои очки. Тяжелые, отдающие плесенью парчовые шторы закрывали окна, чтобы не было сквозняка. Свет был приглушен. В воздухе висел тяжелый запах старого человека.

Глаза хана были закрыты, лицо – бледным, дыхание – затрудненным, к правой руке была подсоединена капельница с физраствором, подвешенная на стойке у кровати. В кресле рядом полудремала Айша, крошечная, свернувшаяся калачиком; ее волосы были растрепаны, глаза припухли от слез. Азадэ робко улыбнулась ей, жалея ее, потом обратилась к медсестре голосом, совсем не похожим на ее собственный:

– Как состояние его высочества, пожалуйста?

– Достаточно хорошее. Но его ни в коем случае нельзя волновать или тревожить, – тихо ответила медсестра на неуверенном турецком. Азадэ посмотрела на нее внимательнее и увидела, что она европейка лет пятидесяти с небольшим, с крашеными темными волосами и красным крестом на рукаве.

– О, вы англичанка или француженка?

– Шотландка, – с явным облегчением ответила женщина по-английски, ее акцент был едва заметен. Она говорила тихо, постоянно поглядывая на хана. – Я сестра Бэйн из больницы Тебриза, и больной чувствует себя настолько хорошо, насколько можно ожидать в его состоянии, особенно учитывая, что он не делает того, что ему говорят. А вы кто такая, извините?

– Я его дочь, Азадэ. Я только что приехала из Тегерана. Он послал за мной. Мы… мы ехали всю ночь.

– Ах да, – ответила медсестра, удивляясь про себя, что сколь красивое создание могло быть сотворено столь уродливым человеком. – Если мне будет позволено дать совет, девочка моя, сейчас было бы лучше его не будить. Как только он проснется, я скажу ему, что вы здесь, и пошлю за вами. Ему лучше поспать.

Ахмед раздраженно спросил:

– Простите, где охранник его высочества?

– Вооруженным людям нечего делать в комнате больного. Я отослала его.

– Здесь всегда будет присутствовать охранник, пока хан не прикажет ему выйти или я не прикажу ему выйти. – Ахмед сердито повернулся и вышел.

– Это всего лишь обычай, сестра, – сказала Азадэ.

– Да, очень хорошо. Но это еще один обычай, без которого мы могли бы прекрасно обойтись.

Азадэ снова посмотрела на отца, почти не узнавая его, стараясь справиться с охватившим ее ужасом. Даже такой, думала она, даже такой он все еще способен уничтожить нас, Хакима и меня, – у него все еще есть его цепной пес Ахмед.

– Прошу вас, скажите откровенно, как он?

Морщинки на лице медсестры стали глубже.

– Мы делаем все возможное.

– Для него было бы лучше находиться в Тегеране?

– Да, если у него случится еще один удар, то да. – Сестра Бэйн взяла его за руку и посчитала пульс. – Но я пока что не советовала бы перевозить его, совсем бы не советовала. – Она сделала пометку в листе наблюдений и бросила взгляд на Айшу. – Вы не могли бы сказать этой леди, что ей нет нужды здесь оставаться, ей бы тоже не помешало хорошенько отдохнуть, бедному ребенку.

– Извините, я не могу вмешиваться. Это тоже обычай. А… а есть вероятность, что у него будет еще один удар?

– Кто может сказать это, девочка, это в руках Божьих. Мы надеемся на лучшее. – Они повернули головы, услышав, как открылась дверь.

На пороге с широкой улыбкой стоял Хаким. Глаза Азадэ вспыхнули, и она сказала медсестре:

– Прошу вас, пошлите за мной сразу же, как только его высочество проснется, – потом торопливо прошла через комнату, вышла в коридор, закрыла за собой дверь и обняла его. – О, Хаким, мой дорогой, столько времени прошло, – задыхаясь, проговорила она. – О, неужели это действительно явь?