— Это же великолепная старинная гондола! — сказала она.

— Решил вас ублажить, этот вид транспорта в наши дни исчезает. Она принадлежит одному моему приятелю — очень старому лодочнику, главное — в ней нет течи.

Когда они отчалили, он придвинулся ближе и накинул ей на колени легкое покрывало.

— На воде ночью прохладно, а вы одеты легко, — заметил он, — жалко, если вы простудитесь при первом же посещении Венеции. Мы, должно быть, немножко опоздаем, но они, я уверен, поймут, когда я объясню причину… и, вероятно, удивятся.

— Искренне надеюсь на это, — отозвалась Кэтлин.

Ей нравилась тьма, опутывавшая город, рябь на воде, струившийся из старинных зданий, стоявших по берегам, неяркий свет. Сейчас под многочисленными мостами было совсем темно, слышалось лишь мерное шлепанье весла, погружавшегося в чернильную глубь воды, и легкое поскрипывание старой деревянной обшивки. После дневной жары запах воды был не столь отчетлив, зато нафталинная затхлость исходила от старинного бархата подушек, лежавших на жестких сиденьях. Но Кэтлин предпочитала эти мелкие неудобства старины комфорту грубой современности. Ночью дворцы смотрелись необыкновенно романтично, каждый со своим собственным причалом и фонарем, мерцающим наверху красивых мраморных лестниц, ведущих к массивным подъездам. Ночью канал казался привлекательней, чем днем, по пути их обгоняли группы людей, тоже собиравшихся на ужин в ночной Венеции. Парочки махали им руками — шумные компании явно были навеселе, и рев их моторок заглушал плеск весла гондольера.

— Старина привлекает к себе некоторое внимание, но комфорт остается за современностью. Надеюсь, в этом вы со мной согласны?

Но Кэтлин с ним не соглашалась. Она действительно ждала сегодняшнего вечера… не забывая об Арлетт среди всех этих венецианских красот.

Палаццо ди Рини было залито светом, словно в ожидании торжества. Кэтлин едва смогла признать в нем то обшарпанное здание, которое видела при свете дня. Выходящие на канал балконы были особенно иллюминированы, и она впервые увидела в свете ярких огней изумительные корзины цветов.

Паоло ди Рини ожидал их на ступеньках. В отличие от Эдуарда, предпочитавшего традиционный черный смокинг, он был одет в кипенно-белый. Без перепачканных джинсов Паоло выглядел подлинным итальянским аристократом, он приветствовал Кэтлин с чрезвычайной изысканностью. Девушке даже показалось, что он сейчас поцелует ей руку. Когда он помогал выбираться из лодки, она увидела его смеющиеся глаза, в которых читалось восхищение.

— Вы так красивы, — шепнул он, — вы, англичанки, просто как… цветы!

И тут он действительно поцеловал ей руку, она торопливо ее отдернула. Так с ней обращались впервые, и Кэтлин вовсе не была уверена, что ей это понравится… будь то граф ди Рини или любой другой мужчина. Губы его были прохладны, он пожирал ее глазами, в глубине которых теплился странный огонек.

Его сестра вышла их встретить. Увидев ее, Кэтлин поняла, что подразумевала Арлетт, когда писала, что Бьянка «само совершенство». От нее исходили волны пренебрежения, и по отношению к Кэтлин она была не особенно дружелюбна, словно принуждая себя к гостеприимству. Но столь показная снисходительность смягчалась необычной красотой и нежным голосом. Как и брат, она говорила по-английски безупречно, и поскольку Кэтлин была англичанкой, Бьянка не делала попыток перемежать свою речь итальянскими словами, хотя с Эдуардом Мороком обменялась несколькими французскими фразами. Фигура ее должна была порадовать ее портного; длинное вечернее платье, изукрашенное богатой золоченой вышивкой, жемчуга на шее, естественно, натуральные. Она была очень схожа с братом, только волосы отливали огненно-красным, а кожа заставляла вспомнить про теплый белый бархат и девонширские сливки. Огромные, красиво посаженные глаза были поистине прекрасны, но лишены того чувственного огня, что горел у Паоло. Хотя, может, он был слишком глубоко запрятан.

— А, Эдуард! — воскликнула она, когда тот склонился к ее руке. Голос звучал слегка обиженно, в то время как его темные глаза взирали на нее чуть лукаво. — Следовало предупредить меня, что ты будешь после обеда, тогда бы я отменила свой визит к парикмахеру. Уже больше недели, как ты забыл о нашем существовании.

— Тысяча извинений, — отвечал он крайне вежливо, — если тебе показалось, Бьянка, что я пренебрегаю вашим домом. Но я был очень занят, а тебе надо бы заглянуть в мою мастерскую и посмотреть кое-что.

— Хорошо, — ответила она, отдернув руку, которую он, казалось, вознамерился задержать в своей, и обратилась к другим гостям. — Это мисс Браун, — представила она Кэтлин, — сестра той другой мисс Браун, что некоторое время была компаньонкой моей тетушки.

Кэтлин заметила, что окружающие отнеслись к ней с любопытством. Большинство из них — а всего их было где-то человек двенадцать, преимущественно молодых людей, похожих на ди Рини, и двое-трое постарше — смотрели на нее задумчиво, или так ей показалось. И все-таки за их улыбками скрывалось что-то такое, чего она не могла до конца понять.

Апартаменты, которые занимали граф с сестрой в палаццо, — а Кэтлин обнаружила большое количество совершенно пустых помещений, — были весьма нарядными, обилие же цветов было подтверждением того, что дело происходило на теплой и солнечной итальянской земле. После ужина некоторые приглашенные пошли в студию графа посмотреть его картины, которые едва ли заслужат признание потомков. Аперитив был подан в великолепный зал, буквально заваленный музейными редкостями.

Кэтлин усомнилась в подлинности Тинторетто и Тициана, но решила, что если это так, то ди Рини повезло, в случае нужды. Обстановка же в столовой скорее напоминала дешевые декорации. Тем не менее она впервые в жизни сидела за одним столом с юной женщиной в бесчисленных бриллиантах и юношей в рубашке с изумрудными пуговицами, за столом, уставленным серебром и венецианским стеклом. Даже если б все это и не являлось фамильным наследством, достигнутый эффект заставлял вспомнить семейство Борджиа и их развлечения, особенно при взгляде на красавцев сестру и брата.