Глубокий в мыслях! На твоем челе --

Спокойствия сурового печать,

Рожденного раздумьем. Говори!"

И Крон умолк. А Властелин Морской, --

Философ, не в сени афинских рощ

Ученый, а в безмолвии пещер

Подводных изощрить сумевший ум, --

Заставил свой чужой речам язык

Зашелестеть, как волны о пески:

"Кто исступленно испускает рык,

И яростью бессильной тешит скорбь --

Не слушай! Ничего не прошепчу,

Что злобу возмогло бы раздувать!

Но внемли всяк беззлобный! Говорю:

Склонись послушно, кротко, не ропща;

Я правду молвлю в утешенье вам,

Коль скоро вас утешить может правда.

Закон Природы, Рок -- а не Зевес,

Не гром повергли нас. О Крон, ты Царь --

И мудрый царь. Не действуй же вразрез

Миропорядку. Ты введен в обман,

Тебя, к несчастью, ослепила спесь,

И путь сокрыла от твоих очей,

Меня приведший к вековечной правде.

Во-первых, ты -- не первый, и не ты --

Последний: ты отнюдь не присносущ,

И не в тебе -- начало и конец.

От Хаоса и Тьмы рожденный Свет,

Слиянием клокочущих утроб

Зачатый для неведомых чудес,

До срока зрел -- и, вызрев, засверкал

Бессмертный Свет, и оплодотворил

Родительницу собственную, Тьму,

И оживил всеместно вещество.

И в мире объявились тот же час

Уран и Гея -- нам отец и мать;

И ты, рожденный прежь иных детей,

Волшебным царством властвовал досель.

Теперь -- о правде горькой. Но горька

Она безумцам токмо! Слушать правду,

И соглашаться с ней, храня покой --

Удел царей, запомни хорошо!

Земля и Небо во сто краше крат,

Чем Тьма и Хаос, древние вожди;

Но были нам досель Земля и Твердь

Подвластны: ибо мы куда милей,

Изящней, мельче, краше -- и куда

Свободней, лучше, чище наша жизнь!

А новые владыки -- по пятам

За нами шли, рожденные от нас,

И ярче, лучше нас во столь же раз,

Во сколь мы лучше Тьмы... Но разве мы

Побеждены? О! Разве покорен

Богами Хаос? И какую месть

Лелеять может почва, что корням

Деревьев гордых скромно дарит корм,

Служа подножьем для зеленых рощ?

И древу ль ненавидеть голубка,

Поскольку тот воркует, и крыла

Расправив, может вольно упорхнуть?

Мы -- словно древеса, на чьих ветвях

Воссели днесь отнюдь не голубки,

Но златоперые орлы, гораздо

Прекрасней нас; и властвовать орлам --

По праву, ибо вечен сей закон:

Кто лучше прочих -- прочим господин.

А сих господ -- поскольку нерушим

Закон -- другие сменят племена...

Видали, сколь прекрасен Бог Морской,

Преемник мой? Узрели этот лик?

А видели крылатых жеребцов?
– -

Он создал их, и в колесницу впряг,

Под коей пенится морская гладь.

И столь чудесен божьих блеск очей,

Что я печально вымолвил: "Прощай,

Былое царство!" И сюда прибрел --

Увидеть участь братьев и сестер

Истерзанных, и поразмыслить, как

Утешить их в неслыханной беде.

Примите правду: правда -- лучший врач".

Молчали все. И то ли Океан

Их убедил, а то ли возмутил --

Возможно ли сказать наверняка?

Но было так: молчали все. Потом

Смиренная отважилась Климена

Ответить -- нет, пожаловаться лишь.

Она была застенчива, скромна,

И робкие слова слетели с губ:

"Я знаю, слов моих ничтожен вес.

Но знаю: радость прежняя ушла,

И горе наполняет нам сердца,

И там навек останется, боюсь.

Не хмурьтесь, я -- не каркающий вран,

И речь моя не может помешать

Идущей свыше помощи Богов.

Отец! Я расскажу, чему вняла

Когда-то -- и заплакала навзрыд,

И поняла: никоих нет надежд.

На брег морской -- пустынный, тихий брег

Я вышла. Ветер веял от полей

И рощ; витали запахи цветов.

Покой и радость... Но какая грусть

Меня томила! В сердце зрел укор,