— Я в очень дурном настроении, если хотите знать. И вы, милорд, не помогаете его улучшить.

— Приступ мигрени? — Он умудрился выглядеть таким серьезным, что Десима рассмеялась.

— Боюсь, что нет, иначе я пошла бы в кондитерскую и купила целительный пакет сладостей, как рекомендовала ваша старая няня. — Десима взяла Эдама под руку и двинулась по длинной комнате. — Должна вам сказать, что мое дурное настроение имеет ряд весьма реальных причин.

— Расскажите мне о них. — Десима почувствовала, как он прижимает к себе ее руку. Ей казалось, будто она ощущает под костяшками пальцев биение его сердца, и ее сердце забилось в ответ. О, в эту минуту Десима хорошо понимала, что сердиться на Генри за то, что он не смог отказаться от возможности побыть с Оливией, было бы чистым лицемерием — она была ничем не лучше его.

— Я беспокоюсь о Пру и Бейтсе. Ген… мой друг несчастлив, и я не в состоянии ему помочь, а в довершение всего Чарлтон собирается приехать в город.

— Чудесно! Нет, я не имею в виду неприятности Пру и вашего друга, но меня интригует встреча с легендарным Чарлтоном. Уверен, что вы его оклеветали и он окажется грозным субъектом, чьего гнева я должен страшиться, если он когда-нибудь узнает об истории нашего знакомства.

— Вы получите по заслугам, если я брошусь ему на грудь и расскажу ему об этом.

— Все?

— Да, я думала, что мы должны об этом забыть. — Десима старалась не выдавать своего волнения. Было чудовищно несправедливо, что правила приличия предписывали ей обмениваться лишь поверхностными замечаниями и шутками с человеком, с которым она так недавно могла говорить обо всем.

— Возможно, мы договорились не упоминать об этом, и я приношу свои извинения за нарушение договора, но я, безусловно, не обещал об этом забыть, Десима. — Его голос соблазнительно сладко звучал для нее.

— Я предлагаю вам сделать это, — резко заявила она вполголоса, когда они приблизились к остальным. — Смотрите, Оливия, кто оказался здесь. Генри, покажи мне твои любимые картины.

Десима отвела его в сторону, продолжая говорить о пустяках, пока они не очутились вне пределов слышимости.

— Почему ты дрожишь? — осведомился Генри, когда они остановились перед большим полотном с изображением Большого канала в Венеции. — Уэстон чем-то расстроил тебя?

— Да… нет… не знаю! Я беспокоюсь, что он мог догадаться о происходящем между тобой и Оливией и догадается, какие чувства я испытываю к нему. Я очень хочу быть с ним, но, когда это происходит, перестаю владеть собой.

Эдам наблюдал за Десимой, слушая возбужденный рассказ Оливии о том, как она наслаждалась выставкой.

— Сэр Генри все рассказал мне о Вене, Париже и Риме. Он много путешествовал и так ярко все описал, что я почти смогла представить себя там. — Эдам не припоминал, чтобы она говорила с ним так раскованно после их помолвки. — Жару, запахи, романтику… — Оливия вздохнула, отчего светлые локоны на ее висках очаровательно затрепетали. — Я бы так хотела сама все это увидеть.

Эдаму было жаль разочаровывать Оливию, но в его планы сейчас не входило сочувствовать ей — ему нужно было слишком многое обдумать с тех пор, как он выслушивал ее жалобы на приеме в Лонгминстере.

— В самом деле? Не хочу огорчать вас, Оливия, но я питаю стойкое отвращение к путешествиям за границу.

— О! — Ее нижняя губа трогательно задрожала. Любой мужчина, не лишенный чувствительности, постарался бы утешить девушку, но Эдам уже прошел по этому пути. — Но возможно, вы любите путешествовать по Британским островам, — рискнула Оливия. — Может быть, в Шотландии? Обожаю романы сэра Вальтера.

— Скотта? Не разделяю ваш вкус. Надеюсь, Оливия, вы не слишком увлекаетесь чтением романов. Что касается Шотландии, то я мог бы с таким же успехом сидеть неделю под фонтаном — это сделало бы меня таким же мокрым, замерзшим и жалким, но без неудобств путешествия.

— О! — снова произнесла удрученная Оливия. Эдам надеялся, что ему удалось создать яркий контраст с Фрешфордом, хотя это было так же жестоко, как если бы он пинал котенка.

Свести Оливию и Фрешфорда показалось виконту идеальным решением. Генри явно был очарован ею, несмотря на его старания скрыть это, и Эдам не мог себе представить более подходящего мужа для нее. Но комбинация покорности Оливии, ее страха перед родителями и стойкого чувства чести у Фрешфорда делала задачу труднее, чем он думал. То, что Десима требовала от Эдама подобающего обращения с невестой, не облегчало ситуацию.

Что, если ему удастся с честью выпутаться из этой неразберихи, но Десима отвергнет его? Эдам закрыл глаза, представляя себе ее лицо. По крайней мере, он сможет объяснить ей, что произошло. Но если он не сумеет заполучить Десиму, это слабое утешение.

Придя в себя, Эдам увидел, что Оливия с беспокойством смотрит на него.

— У вас болит голова, милорд?

Он никак не мог убедить ее называть его по имени. Все ее попытки заканчивались тем, что она краснела и заикалась. «Мама говорит, что это невежливо и непочтительно». Эдам содрогался при мысли о брачной ночи с молодой женой, которая совершенно не в состоянии расслабиться и хотя бы на время забыть о наставлениях своей матери.