— Вроде этого?

— Оно недурное, правда? — спросила Десима с невинным энтузиазмом. — Хотя я понятия не имела, как трудно будет его носить.

— Вы уже знаете, что меня оно восхищает. — Эдам восхищался им настолько, что прикидывал, как далеко она должна наклониться вперед, чтобы ее груди могли наполнить его ладони.

— Эдам. — Он поднял глаза и увидел, что Десима сурово наблюдает за ним. — Я не могу притворяться, что мне не льстит ваш флирт, но вы должны это прекратить. Оливия, может быть, абсолютно невинна и необычайно добродушна, но она это заметит, а я ни за что на свете не хотела бы ее обидеть. Что, если она подумает, что вы говорите серьезно?

«Но я говорю серьезно». Десима была права: находясь наедине с ней, он играл с огнем, в котором могли сгореть ее репутация и счастье Оливии.

— Мы должны вернуться. — Десима выглядела виноватой. — Иначе о нас станут сплетничать.

Эдам последовал за ней сквозь портьеры со странным ощущением, будто его чувства обострились. Что-то сжимало его грудь тисками, но это не было, как он сначала подумал, неудовлетворенное желание. Это напоминало напряжение, испытываемое им перед тремя дуэлями, в которых он участвовал. Но это был не страх, а скорее уверенность, что ему нужно поскорее все уладить, иначе последствия могут оказаться очень серьезными.

Он скромно отошел в тень занавеса, покуда Десима возвращалась к леди Фрешфорд — ее темная голова была хорошо видна, когда она пробиралась сквозь толпу невысоких молодых женщин. По крайней мере, он даровал ей уверенность, позволяющую наслаждаться обществом. Хотя, возможно, это не его заслуга. Эдам вспомнил решительный голос Десимы, когда она объявила ему, что намеревается самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

Эдам заставил себя дышать глубоко и ровно. Он был готов сражаться за Десиму. Проблема заключалась в том, что единственным противником была Оливия Ченнинг и единственным способом решить проблему было обеспечить девушке выход из этой истории лучшим способом, чем она вошла в нее.

Не желая возвращаться в многоголосую толпу, Эдам прислонился к дверной колонне, продолжая думать о Десиме, которая скрылась из вида. Его тело ныло от желания обладать ею, но его чувство отличалось от всего, что он испытывал с женщинами в прошлом.

Прежде Эдам искал у женщин лишь чувственных наслаждений. С Десимой все было по-другому: разумеется, он желал ее физически — его тело отчетливо говорило ему об этом, — но он испытывал потребность смотреть ей в глаза, занимаясь с ней любовью, читать чувства в их глубинах, открыть Десиме свою душу и заглянуть в ее.

Должно быть, это любовь. Эдам зажмурился, пытаясь отогнать воспоминание о том, как Десима смотрела на него широко открытыми глазами, когда он нес ее через сугробы.

— Десима. — Он непроизвольно прошептал вслух ее имя.

— С тобой все в порядке, старина? — Открыв глаза, Эдам увидел Джорджа Мейса, с беспокойством разглядывающего его. — Я подумал, что тебе следует знать, что твоя будущая теща идет по твоему следу и интересуется, куда ты делся.

— Чудесно. Я думал, что потерял ее, — какое облегчение знать, что она все еще здесь.

Брови Джорджа недоверчиво приподнялись.

— Право, старина, твоя невеста очаровательна, но теща, по-моему, форменный дракон. Кстати, чуть не забыл — спасибо, что посоветовал мне пригласить мисс Росс; она замечательная девушка. Мне помогло то, что я заручился ее сочувствием по поводу моего роста — как ты и предсказывал. Хочу послать ей цветы и навестить ее. Что ты об этом думаешь?

Эдам внимательно посмотрел на него. Мейс определенно размяк.

— Почему бы и нет, Джордж? Уверен, что мисс Росс будет очень рада. — Он хлопнул друга по спине и отошел на поиски Ченнингов. Его настроение внезапно улучшилось. Игра продолжалась.

Эдам остановился в нескольких ярдах от того места, где Оливия сидела со своей матерью, оживленно болтая с молодым человеком — по-видимому, ее следующим партнером по танцу. Она подняла взгляд, и оживленность покинула ее лицо — осталась только молодая мисс безукоризненного поведения. Нет, это была не игра — все было не менее серьезно, чем на дуэли.

За очень поздним завтраком с Фрешфордами Десима с интересом наблюдала за членами семьи. Все были явно утомлены после событий вчерашнего вечера. Ночью Кэролайн была слишком возбуждена первым балом и никак не могла заснуть, ее мать демонстрировала усталость, а Генри выглядел… ну, пожалуй, мрачно, решила Десима.

Она отметила его припухшие веки, жесткую складку рта, отсутствие обычной бодрости и пришла к выводу, что, по-видимому, на его письменный стол этим утром легла куча счетов Кэро. Это казалось единственным объяснением, хотя она не помнила, чтобы Генри когда-нибудь беспокоился из-за денег. Он был достаточно богатым человеком и умел приумножать свое состояние. Десима знала все об инвестициях в каналы, угольные копи и даже новые паровые машины.

Решив, что со временем все разъяснится, она снова стала думать об Эдаме. С одной стороны, она радовалась, что он по достоинству оценил ее новый облик и платье, что она танцевала с ним и смогла подавить недозволенные чувства с ним наедине. С другой — она не сомневалась, что Эдам понятия не имеет о ее переживаниях и считает, что она испытывает к нему лишь дружескую признательность за спасение в ужасную метель.