Шрифт:
– Мне надо стараться жить дальше, – сказал он. – Но это чертовски тяжело. – Он смотрел в стену. – Иногда мне кажется, будто я живу в мавзолее.
Его взгляд метался от картины к картине.
– Мне нравятся эти картины.
– Их написала Кэти.
– Все?
– Все, что висят в этой комнате. Она называла их «Коллекция. Состояние мозга». Может, она так видела меня.
– Она была очень хорошим художником, – сказала Аманда, чувствуя, что не выдерживает сравнения.
Майкл все еще чувствовал неловкость после своей вспышки.
– Да, – сказал он. – Но она не принимала свой талант всерьез. Говорила, что это просто хобби.
Аманда спросила, чтобы сменить тему:
– Может быть, мне помочь тебе на кухне?
– Нет. Я все уже сделал и присоединюсь к тебе через секунду.
Он подошел к открытым на балкон стеклянным дверям и с беспокойством выглянул наружу.
– Как ты считаешь, нам действительно стоит есть на воздухе? Может быть, для этого слишком прохладно?
– Будет здорово поесть на воздухе.
– Вино не кончилось?
Аманда показала бокал, который был наполовину полон.
– Нет. Спасибо.
– Знаешь, какая разница между оптимистом и пессимистом? – спросил Майкл.
– Какая?
– Оптимист говорит, что его бокал наполовину полон. Пессимист – что наполовину пуст.
– Тогда мой бокал наполнен до краев, – сказала Аманда.
Из проигрывателя компакт-дисков звучала увертюра к «Фигаро». Майкл прислушался к музыке, и на него нахлынули эмоции. Ну почему он не дал посмотреть ей на чертову фотографию? Остается надеяться, что он ничего не испортил. Надо было уехать отсюда, вот и все. Повести Аманду в ресторан. А здесь всюду Кэти.
Но он не хотел продавать дом. Это означало бы окончательный разрыв с Кэти, а он еще не был к нему готов. Пока не был. До настоящего момента, когда Аманда вот так и сидит на диване, а в ушах звучит увертюра к «Женитьбе Фигаро». И в сердце.
Наверное, она недавно вымыла волосы: они переливались глубоким шелковым блеском. Ее лицо было удивительно красивым, и ему нравилась одежда, которая была на ней: белый атласный пиджак поверх черного топа на бретелях, блестящие черные брюки, туфли на высоких каблуках, которые на женщине менее стильной смотрелись бы вульгарно, а на ней выглядели просто сногсшибательно.
Ему нравился ее запах.
Он улыбнулся, еще раз оценив ситуацию: Аманда, свободно расположившаяся на большом темно-синем диване, увертюра к «Фигаро», ароматный летний воздух. Удивительное мгновение. Он закрыл глаза и мечтательно взмахнул руками, будто вторя музыке.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что Аманда смотрит прямо на него.
– Я бы хотел умереть, слушая Моцарта, – сказал он.
Аманда тщательно обдумала его реплику.
– Ты часто думаешь о смерти?
– Все время. Ты, кстати, тоже.
– Я?
– Все думают. Неосознанно, но тем не менее. Это основополагающая часть человеческой психики. Даг Хаммерскойльд, бывший Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, как-то сказал: «Любая наша мысль, любое действие формируется под влиянием того, как наш разум видит свою судьбу, а тело – свою смерть. В конце концов, ответы на все вопросы, задаваемые нам жизнью, определяются тем, как мы относимся к смерти»..
– Ты в это веришь?
– Абсолютно. Нами движут инстинкты выживания. Вспомни о десятках решений, которые приходится ежеминутно принимать во время того, как ведешь машину, идешь по улице, переходишь дорогу. В ресторане, рассматривая меню, не просто выбираешь ту пищу, которой можно набить желудок. На твой выбор влияют разнообразные мысли о диете – о том, что полезно есть и что вредно. Словом, выбираешь ту еду, которая позволит тебе прожить как можно дольше.
– Никогда об этом не думала.
– И не нужно. Большую часть времени твой мозг делает это за тебя. – Он похлопал ладонью по голове. – Твой серый друг. – Он помолчал и добавил: – Прости, что рассердился на тебя. Я не хотел.
Она улыбнулась:
– Я вела себя глупо.
– Нет, ты просто проявила любопытство, на которое имеешь полное право.
Он ушел обратно в кухню. «Сначала зажарить гребешки, – решил он. – Потом завернуть их в ветчину». Жизнь – рискованное занятие. Так какого черта?
Аманда села. Ее рука болела там, где Майкл схватил ее. Наверное, будет синяк. Еще до того, как взяться за фильм, она слышала, что психиатры – странный народ. Те, с которыми она встречалась, похоже, нуждаются в лечении не меньше, чем их пациенты.
Есть ли у Майкла темная сторона? Или потеря близкого человека так повлияла бы на любого?
Томас Ламарк также думал о смерти. Перед этим он думал о белых фургонах. Теперь же он размышлял о смерти доктора Майкла Теннента.