– Ясно. Извините, что прервал и увел вас в глубокие воспоминания. Но если вернуться в 1994-й, к приходу Романцева в сборную, предчувствовали, что вам вместе не работать?

– Да, кое-какие предположения возникли, когда мы с Садыриным прилетели из США. В аэропорту Шереметьево нас – естественно, без восторга – встречали несколько журналистов и представители Федерации футбола. Еще не совсем понимая почему, я сразу обратил внимание на то, что среди них маячил Орджоникидзе. Что-то в этом было не то. Что именно – я объяснить не мог. Но почему-то сразу решил: меня это коснется.

К тому же Зураб, пока я работал в «Динамо» и был занят с «молодежкой», все больше и больше набирал авторитет. Курируя юношеские сборные, продолжал трудиться в Федерации футбола. Ко всему прочему активно помогал романцевскому «Спартаку»: приезжал на тренировки в Тарасовку, присутствовал на матчах красно-белых.

Я уж не говорю, что оказался на виду и у более высокого начальства. Например, опекал футбольную команду московской мэрии – ей ведь на играх тоже требовался доктор. Капитан того любительского коллектива – Юрий Михайлович Лужков. Так что Зураб приезжал к столичному градоначальнику (с недавних пор – бывшему. – Прим. ред.), привозил ему мази, словом, стал вхож…

– То есть постепенно стал «своим» не только в «Спартаке», но и в правительстве Москвы.

– Можно сказать и так. Впрочем, ничего плохого в том не вижу. Ситуация складывалась так, что «ветер прямо-таки дул ему в паруса». Дело свое Зураб знал. Начальство в свою очередь узнало его. Что делало его «проходным» кандидатом в национальную команду. А уж кого, в конце концов, брать, весомое слово принадлежало главному тренеру.

– И что же Олег Иванович?

– Да ничего. Первый сигнал пришел не от него, а из другого источника. Поскольку я тогда работал и с «Динамо», пришлось как-то заняться лечением видного чина МВД, любителя футбола и участника «аппаратной» команды своего ведомства. Вот он-то, когда я вернулся с чемпионата мира в США, и позвонил:

– Савелий, мы должны играть с дружиной Лужкова. Надо подлечиться!

Мы встретились. Я оказал необходимую помощь. А напоследок вдруг услышал:

– Знаешь, а тут под тебя такую «яму вырыли»…

Ну, как я мог тогда отреагировать на услышанное? Только сказать, что не такая уж это и неожиданность…

Меж тем в рабочем порядке Романцев формировал свой штаб. Какое-то время спустя отправились в Питер на товарищескую игру в рамках Игр доброй воли. Выехали в вагоне спецпоезда, в купе с Олегом…

– Как так получилось?

– В том-то и вся «соль». Никто – подчеркиваю, никто – не объявлял, что в сборной появится новый врач и я буду свободен. А ведь могли бы! Еще, скажем, до выезда в Питер. На том же однодневном сборе в Новогорске. Так нет! Все, как обычно: собрались, я доложил Романцеву, кто может выйти на поле, а кто по причине травмы нет…

После матча опять никакого движения. Тем же поездом, в том же узком купейном составе возвращались в Москву. Мило разговаривали на общие темы. И снова – даже без намека, что меня собираются отправить в отставку.

Следующий товарищеский матч в Австрии. И я вновь выезжаю с Романцевым. Кстати, и Колосков с нами. Но опять никаких заявлений. Ни намека! Работаю, как и прежде. До матча оказалось под вопросом появление на поле Онопко.

С Виктором я общался с той поры, когда он выступал за донецкий «Шахтер». Когда Онопко, став спартаковцем, получил крайне неприятную травму коленного сустава, снова обратился ко мне, категорически заявив клубному руководству: «Остаюсь в Москве – буду лечиться у Мышалова». Тогда Онопко приехал ко мне в Новогорск, где я быстро поставил его на ноги. И в Австрии он, капитан сборной, снова обратился ко мне со своей хронической бедой. Осмотрев колено, я счел возможным его успокоить:

– А знаешь, Вить, ничего страшного – я помогу!

И провел противовоспалительную процедуру. Между тем Романцев, похоже, смирился с тем, что Онопко в грядущем матче участвовать не будет. И, уж во всяком случае, был, по-моему, крайне удивлен, когда накануне встречи я сообщил:

– Онопко может играть – мы проблему сняли!