– Да! Очень уж нервной оказалась работа – старший тренер советской сборной!

– Более чем! Пономарев, между прочим, был язвенником. Как весна – обострение. Мы однажды как раз в такой сезон поехали в Болгарию.

До сих пор не могу спокойно вспоминать, как он мучился из-за жутких болей и бесконечных рвот. Самое тяжелое – я мало чем мог выручить. Ну, попросил хозяев варить ему овсяную кашу. Посадил на строгую диету. По возвращении в Москву срочно положил в больницу. Думаете, он больше переживал за себя? Как бы не так! За команду беспокоился! Я его про здоровье спрашиваю, а он:

– Очень уж, – говорит, – не ко времени расхворался…

Будто бы может быть у болезни «удачное время». Тогдашняя неудача состояла в том, что случилось все накануне полуфинальных матчей с югославами. Две этих очень важных встречи играли в конце апреля – начале мая. А он почти все начало весны на больничной койке пролежал.

– И как же без него сборная?

– Да зря переживал!

– А кто в отсутствие Пономарева оставался в сборной «на хозяйстве»?

– Накануне обеих встреч команду временно возглавил Николай Алексеевич Гуляев, который по своему обыкновению привнес в тренерский процесс много здорового смеха. Очень уж он забавно формулировал свои мысли! Многие перлы за ним записывал Саша Минаев – выступал тогда за сборную такой полузащитник столичного «Спартака». А затем во время общих чаепитий он все это озвучивал. Народ умирал с хохоту. Классикой, например, стала гуляевская установка: «Центральный нападающий «Зенита» Гончаров будет играть центрального форварда!»

– Гуляев был в курсе того, что происходило на чаепитиях?

– Сам приходил чаи гонять. И когда стоял гомерический хохот, вел себя правильно – первым громче всех хохотал! Гуляев был не так прост, как некоторым казалось. Во всяком случае, ему хватало ума, чтобы чаще наведываться к старшему тренеру в больницу и получать от него установку как по составу, так и по тактике. Через него Пономарев, что называется, держал руку на пульсе сборной. Потом, когда Александр Семенович поправился, у него появился новый помощник – Герман Зонин. Вдвоем они занялись подготовкой команды к отборочным матчам первенства мира-1974. Осенью 1972-го повезли сборную в Париж на встречу с национальной командой.

Там Александр Семенович вдруг начал жаловаться на плохое самочувствие. Меня это сразу насторожило – очень уж нехарактерно было для него на что-либо жаловаться. А еще появился кашель. Александр Семенович попросил послушать легкие. Я послушал – вроде чисто. Но при этом обратил внимание на лимфатическую железку в районе ключицы (вилочковая железа): очень уж она была увеличена. Поскольку еще со времен работы на участке терапию знал хорошо, у меня данный факт вызвал большую тревогу. Требовалось что-то срочно предпринимать в плане уговоров Пономарева лечь на обследование. Тут отмечу: относительно своего здоровья Александр Семенович слушал только меня. И еще он очень уважительно относился к моей жене.

Ей, очень сильной женщине, удавалось на него – да и на других – очень хорошо воздействовать. Неслучайно, когда она навещала меня на сборах, он всегда звонил: «Пусть твоя Татьяна с нами побудет». Вот ей-то первой, как главному своему советнику и «агенту влияния» на Александра Семеновича, я сразу по возвращении домой сказал: «У Пономарева, по-моему, беда». Словом, положили мы его в 1-ю Градскую больницу. Потом началось обследование. И когда за результатами пришел к коллегам, мне сказали:

– Знаешь, там плохо… Рак легкого. Пошли метастазы…

– Сколько лет он потом прожил?

– К великому сожалению, не лет, а месяцев. В начале лета на 54-м году жизни Пономарев скончался. Я постоянно к нему ездил. Как говорится, он до последнего своего вздоха не сдавался. Да еще меня подбадривал:

– Вот подожди, Савелий! Поправлюсь – поедем с тобой в Сочи, на сборы…

Через пару дней после того, как его не стало, мы играли против сборной Англии в Лужниках. Команду уже принял Горянский.