Полог яранги распахнулся, и к костру вышла Вера в шаманском облачении. На ней была меховая одежда, но уже другая, с широким кожаным поясом, охватывающим талию, на котором, позванивая, болтались железные, медные амулеты и даже найденный Стасом золотой самородок. Распущенные волосы черной волной колыхались на спине. Голову венчал литой медный обруч с медными оленьими рогами по бокам. В руках Вера держала колотушку из оленьего рога, чем-то похожую на скипетр.

Немного подержав бубен над жаром костра, она ударила колотушкой, и на всю поляну разнесся звук, напоминающий крик раненого животного. Испуганно хоркнув, олени отпрянули в чащобу. К удивлению Гурова, это и на него произвело странное действие – внутри все внезапно напряглось, а по телу словно пробежал ток. Размеренно ударяя в бубен, шаманка пошла по кругу, гортанно напевая слова на непонятном языке. Ее голос непостижимо изменился, став более низким, порождающим какие-то необычные эмоции. Встретившись с ней взглядом, Гуров увидел глаза совершенно другого человека, сильного и властного. Став за спиной Стаса, раскачиваясь из стороны в сторону, шаманка, продолжая ударять в бубен, речитативом провозгласила:

– Ты, рожденный в час, когда мрак окутал лик луны, откроешь в этот мир путь тому, кто придет в него, когда солнце победит силы зимы.

Сделав круг у костра, она остановилась за спиной Гурова.

– Тебе, воину, поражающему зло, должно обладать тем, что принадлежит тебе по праву…

Затем шаманка пошла вокруг костра все быстрее и быстрее, раскачиваясь и кружась, удары в бубен стали более частыми и отрывистыми. Она нараспев произносила непонятные слова, временами качая из стороны в сторону головой, и дышала, как олень, загнанный стаей волков. Неожиданно Гуров поймал себя на том, что тоже, в такт ударов бубна, раскачивается из стороны в сторону. А в следующее мгновение весь окружающий его мир: костер, Стас, сидящий напротив с остановившимся взглядом, шаманка, лес, олени – смешался в кружащуюся перед глазами яркую, пеструю картинку калейдоскопа.

Открыв глаза, Гуров обнаружил, что лежит под плотным двускатным навесом шалаша. Он некоторое время лежал, пытаясь собраться с мыслями, силился припомнить, как и когда оказался здесь. Рядом на толстой подстилке из лапника громко сопел Стас. Гуров решил его не будить и потихоньку выбрался из шалаша наружу. Ярко светило уже высоко поднявшееся солнце, ветерок колыхал ветви берез, осин, сосен, молодых дубов. И тут как-то разом на Гурова нахлынули воспоминания о событиях вчерашнего дня. Он вспомнил все – как они со Стасом угодили в трясину, как сидели у костра шаманки Веры…

Он огляделся и не увидел ничего похожего на вчерашний пейзаж, – совсем другой лес, совсем другое место. Словно все, что произошло вчера, ему только лишь приснилось.

Чтобы немного размяться, Гуров помахал руками, покрутил торсом вправо-влево, сделал несколько наклонов и приседаний. Неожиданно до его слуха донесся звук, для леса несколько необычный. Где-то рядом, невидимые за деревьями, мычали коровы. Внутри что-то дрогнуло: неужели?! Обойдя густую поросль сосняка, в прогалах между стволами берез он увидел луг, по которому шло стадо из нескольких десятков коров, предводительствуемых крупным криворогим бугаем. А еще дальше, на пригорке, виднелись деревенские избы. Село!

Гуров побежал к шалашу, чтобы разбудить приятеля, но Крячко уже проснулся сам и стоял у шалаша, недоуменно озираясь.

– Лев, а где это мы? – Стас потянулся и громко зевнул. – Эх, и выспался же я! Ты-то как?

– Стас, мы совсем рядом с каким-то селом! Можно сказать, в двух шагах. Дошло? Кончились наши мытарства! – чуть запыхавшись, радостно сообщил Гуров.

– Та-ак… – глубокомысленно протянул Крячко. – Ну, Вера! Уж удружила так удружила! Кстати, а была ли она на самом деле? «То ли – девочка, а то ли – виденье…»

– Ты в этом сомневаешься? – Гуров упер руки в бока. – Или ты уже встал, но все еще не проснулся?

– Да, приходится признать, она имела место быть! – Крячко смущенно потер пальцами ухо. – Не знаю, как тебе, а мне сегодня снилось нечто невероятное… Даже говорить неловко. В общем, привиделась мне эта шаманочка в своем абсолютно естественном виде. Боюсь, ты обо мне невесть что подумаешь, но у нас с ней было такое!.. Проснулся и жалею, что это всего лишь только сон. Ну а тебе, кроме Марии, наверное, больше никто и не снится…

– Представь себе! – рассмеялся Гуров. – Уж такова моя планида – даже во сне не могу ей изменить. Хотя, надо сказать, сегодня снилось что-то из области кошмарчиков, будто я дома, вижу на стене большой портрет Марии – даже не знаю, откуда он взялся, только ползут к нему со всех сторон такие здоровенные черные пауки, чтобы оплести его паутиной. И давай я их раскидывать… А они противные, да еще и куснуть норовят… Всю ночь с ними бился.

– Ну, это ты, судя по всему, подсознательно ревнуешь к поклонникам, – хитро подмигнул Крячко.

Они шли к селу по лугу, усеянному коровьими лепешками.

Стас старательно выбирал дорогу, чтобы ненароком не наступить на колючку. Его носки основательно изодрались, и из них торчали пальцы ног. Приятели на ходу обсуждали те или иные моменты вчерашних событий. Вспоминая о камлании шаманки у костра, Стас вдруг остановился.

– Лева, а ты помнишь ее слова: «Ты, рожденный в час, когда лик луны окутался мраком…»? Дело в том, мне об этом рассказывала мать, что я родился поздним вечером, в момент, представь себе, лунного затмения. Улавливаешь? Откуда ей это стало известно? Так что же, выходит, у нас с ней и в самом деле что-то произошло?! Дела-а… Нет, с женщинами у меня всякое бывало. Но вот чтоб так!..