Царь Константин был дальним – в четвертом колене – родственником Государя Александра, и происходил из той же венценосной семьи, что и сам Государь. Его царствование стало результатом бескровного и почти незаметного государственного переворота, произошедшего в России в тридцатые годы. К власти пришел Михаил, брат предпоследнего венценосца из основной ветви Романовых и дядя последнего, смертельно больного гемофилией Алексея. В его лице к власти пришла крупная буржуазия, которая в России была большей частью староверческой. И если Николай оставил после долгого и небесспорного царствования Россию большую – то староверы сделали Россию поистине великой. И грозной – мало когда государство, империя была настолько мощной, что мощь ее ощущалась в любом уголке земного шара.

Самые большие вопросы оставил после себя, конечно же, Николай Второй. Это было беспрецедентно долгое, не раз висевшее на волоске царствование – и просто удивительно, что Россия в его царствование не только не распалась – но и приросла огромными территориями. Про него потом скажут много лжи… кое-кто даже осмелится назвать его кровавым, проведя параллель от раздавленного народа в коронационной катастрофе на Ходынском поле до расстрелянного из пушек Ивано-Вознесенска. Но все это было неправдой. Николай был спокойным, излишне скромным и излишне добрым человеком, мало, по сути говоря, подходившим на роль абсолютного монарха. Он на всю жизнь так и остался подполковником, потому что не успел получить более высокий чин при отце, а производить в другое звание сам себя он считал неприличным*. Он не умел подбирать себе команду, не умел подбирать людей – но все же умел давать им достаточно свободы, чтобы они сами принимали решения и брали ответственность на себя. Он сумел таки подобрать военную команду – Корнилова, Колчака, графа Келлера, Баратова, Брусилова, барона Ольдерогге, потом и барона Врангеля с генералом Слащевым – которые не просто взяли Царьград. Эта команда одержала одну из самых значимых, стоящих в одном ряду с победами Суворова и Кутузова побед, с лихвой расплатясь за унижение Крымской кампании. В один год Британия потерпела столь тяжелое военное и морское поражение, что под сомнение было поставлено само ее дальнейшее существование как великой державы и содружества наций. Начав со штурма Константинополя – первого в мире штурма города с моря с высадкой крупных сил морской пехоты, с корректировкой огня с аэростатов и гидросамолетов, с ночной высадкой десантных партий для приведения к молчанию батарей береговой обороны – Черноморский флот героически отбил атаку основных сил британского флота, рвавшихся в Черное море, чтобы повторить Крым. Три линкора из четырех легли на дно Босфора**. Затем, нарушив договоренности, в том числе и с германцами, русская армия покатилась вперед, вторгаясь в земли, принадлежащие анатолийскому султану. Британская армия, потеряв поддержку флота, огрызаясь пулеметным огнем, отходила, экспедиционные корпуса и турецкая армия не могли ни получить припасов, ни зацепиться за какую-то естественную преграду, создав фронт. Завершилось все тем, чем и должно было завершиться – штурмом Багдада и багдадским побоищем, взятием русскими войсками города, который был неофициально включен в германскую зону влияния, и куда Германия уже тянула железную дорогу Берлин-Багдад. К чести императора надо сказать – что Николай так и не поддался давлению и угрозам, не взял доводам Берлина, не склонился даже перед угрозой объединения против России всех – Германии, Австро-Венгрии, Великобритании, САСШ на Берлинской мирной конференции, и не отдал ни пяди земли из той, что завоевала для него его армия***. Не поддался он и искушению объявить завоеванные земли независимыми государствами, будто предвидя то что скрывается в их недрах****. Заслугой ему можно считать и экономическую политику двадцатых – за счет низких налогов он сумел привлечь в страну и германский и американский и шведский капитал, в стране нашли пристанище немало бежавших из оккупированной страны французов, шокированных британским предательством. Нобель, Форд, Крупп, Бектал, Юнкерс – именно они построили в России промышленность, пусть основанную на дешевом труде, сырье, низких налогах – но все-же промышленность, способную производить практически всё что нужно для страны*****. Он же – что бы кто про него не говорил – подавил большевистско-эсеровский мятеж, пролил кровь – но не допустил катастрофы. Тот же Троцкий, сбежав в Мексику потом такого натворил в Новом свете – страшно даже представить что он мог натворить здесь, в России, дай ему волю.

А так – это был простой, скромный, неприхотливый в быту человек, любящий свою семью, простую физическую работу, много читающий. Он правил особо и не правя, по воспоминаниям современников он ненавидел власть, не любил свой титул и справлял свои обязанности только из воспитанного в нем дворянского чувства долга перед страной. К сожалению он не оставил после себя наследника, кроме больного гемофилией Алексея, тоже доброго, любящего Россию, органически неспособного ко злу и жестокости человека. На этом род прервался… чтобы продолжиться уже в женской линии. На польском престоле теперь сменяли друг друга цари, чей род шел от Татьяны, единственной дочери царя, которая не передала своему потомству гемофилию. Увы… но дар британской королевы Виктории****** буквально подкосил многие правящие дома… и выбирать приходилось именно так.

Царь Константин взошел на престол довольно рано… и самым страшным воспоминанием отрочества был большой мятеж восемьдесят первого – восемьдесят второго годов. Ему тогда было девятнадцать… и воспоминания эти… казаки, рокот вертолетов и рев бронетранспортеров, расчерченное трассерами небо над Варшавой, трупы и залитые кровью улицы – врезались в память молодого царя очень надолго. Он только взошел на престол, опередив больного, слабоумного старшего брата, вскоре умершего… это и стало причиной рокоша, конечно же только причиной, потому что если разлит бензин – то причиной пожара будет в конечном то итоге не брошенная спичка, а именно разлитый бензин, и искать надо будет не того кто бросил спичку, а того кто разлил бензин. А бензин здесь разливали во все времена охотно и … бесхозяйственно даже. Во все стороны расплескивали.

Он сам никогда не показывал, какую глубокую рану оставили в его душе те события… и теперь, проснулся он от мутного, холодного, давно забытого чувства.

От страха.

Проснувшись, король кликнул камердинера, оделся. Он любил придворные, пышные наряды – но сегодня оделся нарочито скромно, в сшитый по мерке в Британии на Сэвилл-Роу костюм из дорогой шерсти новозеландских мериносов. Вместо галстука он возложил на шею цепь от Ордена Андрея Первозванного, одного из высших орденов Империи. На грудь приколол единственный существующий в Польше орден – орден Белого орла.

Спустившись вниз, король приказал подавать завтрак. Завтракал он обычно просто – мед, хлеб с отрубями и черный кофе. Иногда приказывал подать яичницу из двух-трех яиц – но это было все реже и реже, потому как давление пошаливало и лейб-медик запретил все жареное. Он не раз бывал во дворце своего суверена и знал, что там питаются еще более скромно – Государь Всероссийский обожал пшенную кашу с салом, дичь, поджаренную на костре с травами, настоящий грузинский шашлык. Вечером выпивал большой бокал красного сухого вина, всегда из числа преподнесенных ему в подарок виноделами с Грузии, с Крыма, с новых территорий. Под жареное мясо мог замахнуть шустовской, даже обычно замахивал – но пьяным его никто и никогда не видел, он, бывший командир стратегического бомбардировщика знал свою меру, ровно такую, чтобы завтра допустили к полетам. Государыня и вовсе могла неделями сидеть на черном хлебе и воде, блюдя подтянутую, совсем не изменившуюся с балетных времен фигуру. А вот Константин на сей раз решил разговеться – кликнул лейб-повара и приказал наскоро сготовить яичницу с краковской кровяной колбасой. Куча холестерина…

Чуть хромая, в обеденный зал вошел граф Потоцкий – упал на охоте с лошади и неудачно вывернул ногу.

– Где Борис? – спросил царь главного церемониймейстера при дворе.

– Он не появлялся со вчерашнего вечера, Ваше Величество – поклонившись, сказал граф Потоцкий

Царь поджал губы

– Опять?

При каком бы то ни было строе, в каком бы то ни было государстве – ни один отец не одобрит сына – содомита, каким бы толерантным он не был. Хотя бы потому что содомит – не продолжит род, не порадуется дед шалостям подрастающих внуков. Подонок Малимон… он уже удалил его от двора, но больше ничего сделать не смог. Да и этого было мало, потому что в варшавском высшем свете содомитов хватало, они размножались как плесень в сыром и темном помещении, как паутина там где никогда не проходит веник, вовлекая в свои мерзостные забавы все новых и новых людей. Толерантность – Польша славилась именно ею, но в последнее время она перешла всякие пределы, превратившись в принятие зла и греха как должного. Ведь что значит фраза – принимай меня таким, какой я есть? По сути это страшные слова – пусть я погряз во зле, в грехе, в разврате – но все равно принимай меня таким, какой я есть, не пытайся меня исправить, направить к свету, к должному, к благому и не отрицай меня как носителя зла. А как же Библия, в которой сказано: какое может быть общение у праведности с беззаконием? И что может быть общего у света с тьмой? Только когда сын стал почти в открытую содомитом, царь Борис задумался – а может и прав его венценосный родственник, что не дает такую  свободу? Что диссиденты, содомиты, разные кликушествующие, клевещущие, злоумышляющие у него – либо под особым надзором полиции, либо на каторжных работах, либо высланы из страны? Ведь его наследник – политик и гвардейский офицер, а Борис?

Содомит.

Если даже он взойдет на престол – кто продолжит род? Кто даст наследника?

Самое страшное – что больше никого нет. Законных – незаконные есть, конечно – да кто их примет на престоле, опять рокош пойдет. А законный – он один.

Что же делать, что???

Царь Константин уронил голову на скрещенные руки, задышал тяжело, как загнанная находящаяся на последнем издыхании лошадь.

– Ваше Величество, что с вами? – испугался Потоцкий