– Пьют?

– Нет, не видели.

– Странно, здесь спирта в домах полно. Могут напиться, потом заложников начать расстреливать под это дело – сказал сотник – а ночью пойдут на прорыв. Заложников возьмут, на них же навьючат то, что с собой будут брать, как заводных лошадей спользуют***. Остальных и порешить могут…

– Так уж и порешить – высказал сомнение один из мобилизованных, в звании старшего урядника

– А и порешат! – вызверился местный сотник – не знаешь, а гутаришь! Я тут не одну неделю кувыркаюсь, сюда ехал – волосы как ворона крыло были. Сейчас посмотри! Проедься по деревням, посмотри, что там творили!

– Смолкли зараз! Не время!

Казаки, раздухарившись – могли бы и за грудки друг друга – осадили назад.

– Надо окружить станицу. Не дать вырваться.

– Нас мало, фронт сформировать не сможем. Прорвутся, ночью тут темень хоть глаз выколи. Им только до леса добежать, там ищи – свищи. Подмоги не ждать до утра, к утру их уже не будет. Пойдут на прорыв, пойдут. Они все понимают…

– А техника у нас?

– А заложники?

– Может, сформировать сплошную линию заграждения к югу? Они на юг пойдут.

– С чего взял. Они куда угодно пойдут, им только до первого леска. Местные все поголовно – за них, спрячут.

– Тогда только штурм остается. Ночью. Пластуны есть?

– Ушли уже пластуны туда…

Польское село…

Казалось бы – обычное село обычные крестьяне. Да нет, не те, не обычные…

Польское приграничное село – место, где в одном котле – национализм, шовинизм, ненависть (особенно к евреям – жидам), презрение к закону, контрабандный спирт, разборки из-за него. Ненависть к русским, к казакам.

Адское варево получается.

При всем при том – поляки аккуратисты, почти как германцы. Все чистенько, улицы часто даже не заасфальтированы, а замощены брусчаткой. Аккуратные дома – их строят из кирпича, благо глина есть, а русская власть не берет податей с обжига кирпича и некоторых других ремесел, чтобы люди занимались делом, а не шастали через границу со спиртом и с оружием. Но поляков на все хватает – и на спирт и на кирпич.

Самое главное здание в селе – это не сельская ратуша, орган местного самоуправления, наподобие земств в России – а костел. Костел для поляков – больше чем костел, только через костел через единую молитву по субботам можно ощутить себя поляком, почувствовать принадлежность к польскому народу. В Польше в костел ходят не меньше шестидесяти процентов населения – все католики. Пойти в костел – значит, не только вознести молитву Господу, который для всех един – но и вознестись самому над тупым русским быдлом, исповедующим византийское лукавое православие. Только собака не ходит в костел по субботам.

При этом – предельно практичные поляки использовали костел не только для молитв. В каждом костеле был большой подвал, раньше, когда бывал еще голод – туда ссыпали часть урожая, это был как бы неприкосновенный запас для всего села, для всей общины. Сейчас случаев голода не было – а большие подвалы прекрасно подходили для хранения оружия и канистр со спиртом. Если казаки обыскивали костел – можно было по этому поводу поднять скандал до небес.

Бандиты пришли в село из леса. До этого они пытались выехать по дороге, вывозя на колонне большегрузных машин "нажитое" – но над дорогой появились русские штурмовики. Оставшиеся в живых "работники ножа и топора, романтики большой дороги" спасаясь от огня автоматических пушек, кинулись в лес, бросив машины. Добежали не все, и потому они были злы.

Дело было ночью – они рассчитывали, что русские не летают ночью – но ночь их не спасла.

Проплутав по лесам почти до полудня, они вышли аккурат к селу – грязные, испуганные, озлобленные, вооруженные. Раньше бы поопасались – здесь у каждого ствол под подушкой, но теперь законов никаких не было. Да и знали они, что все мужчины ушли защищать неподлеглость Польши, мало кто остался по домам. Опасаться было нечего.

Немногочисленные жители, увидев идущих из леса боевиков, вышли на улицу – мужчин почти не было, бабы, старики и дети. На руках у бандитов были повязки польского, бело-красного цвета – но это сейчас ничего не значило.

Престарелый патер в черном одеянии, с крестом в руках шагнул вперед, навстречу бандитам.

– Во имя Господа нашего…

Договорить священник не успел – один из бандитов ударил его ногой в грудь, и патер упал. Остальные заволновались – но стволы автоматов и пулеметов были нацелены на них с расстояния в десяток шагов.

Дальнейшие действия банды были хорошо отработаны, в зачистках они уже успели поучаствовать. Немногочисленных мужчин и подростков отделили от толпы, загнали в крепкий, тоже каменный сарай и заперли. Расстреливать не стали, поляки все же. Узнали, нет ли русских и жидов – одного человека, который показался похожим на жида, старика – расстреляли на месте. Потом пошли в село, присматриваясь к бабам.

Кто это был? В основном банда состояла из дезертиров насильняка. Одним из последних королевских эдиктов Борис Первый объявил насильственную мобилизацию на защиту неподлеглости Польши в западных регионах страны, так называемый насильняк. На запад Виленского края подвезли немало оружия из Австро-Венгрии, да и контрабандного здесь хватало. Получая оружие местные – а здесь никогда не чтили закон – использовали его для разборок с конкурентами и местными, для сведения счетов. Убивали русских, сербов и жидов – тех, кого могли найти, тех, кто не успел уйти к казакам или убежать. Потом как русские (считалось, что это сделали русские) похитили Бориса Первого прямо из Ченстохова – оборона запада Польши стала постепенно разваливаться, русские пошли в наступление не сразу, а только когда увидели, что она разложилась в достаточной степени. Составленные из насильняка подразделения – а они формировались по территориальному признаку, мгновенно превращались в банды. Не все, конечно – кто-то закапывал оружие и расходился по домам ждать русских. Придут русские, проведут проверку паспортного режима – для тех, кто разошелся по домам и не оказывал сопротивления, наверняка выйдет амнистия. Как немного уляжется, так и опять можно будет жить в нормальном государстве, гнать через границу спирт и бадяжить из него паленую водку. В конце концов – этот рокош был какой-то дурацкий, несерьезный, одни убытки от него получились.