Человек был не просто большим – ей он показался гигантом. Под два метра… уж на что был здоров брат, а этот здоровее, камуфляж и измазанное черным и зеленым, как у угольщика лицо. Руки тоже черные, а на голове – черная шерстяная шапочка.

Казак покрутил автомат, которым Маритка так и не смогла воспользоваться в руках, потом попытался отвинтить глушитель. Он не поддавался. Казак с удивлением вгляделся…

– А, вот так…

Глушитель крепился не на резьбу – а на быстросъемный замок. Надо было поднять что-то типа замковой дужки – и он снимался быстро, просто и удобно.

– Где нашла? – спросил казак

– В лесу! – с вызовом ответила чуть пришедшая в себя Маритка

Казак вместо ответа стащил с себя черную шапочку – и Маритка вдруг увидела, что у него светлые, чуть вьющиеся волосы цвета ржи. Почему-то именно сейчас она начала воспринимать его как человека, а не как темную, враждебную силу.

– А домой зачем поволокла?

– Ну как… Вещь… Продать можно.

– И задорого – поддакнул казак – только против закона. Жарко тут…

– Не нравится, не ходите! Не ваша земля!

Казак покачал головой. Маритка поняла, что он очень молод

– Как знаете, пани – ответил он без злобы – а что не стреляли?

– Не умею.

– Плохо. Много их там? – казак мотнул головой в сторону деревни.

– Не знаю – Маритка перешла на нормальный тон, она вдруг поняла, что стоящий перед ней человек, пусть так ужасно выглядящий – не злой, не жестокий и не собирается причинить зло ни ей, ни цепляющейся за ее ногу маленькой сестре – человек тридцать, даже больше, наверное. С оружием все. Они патера избили, я видела…

– Патера?

– Ну… Священника

Казак покачал головой

– Это плохо. А этого … знаете? Что вас ловил.

– Нет.

– К деревне можно скрытно подойти?

– Как?

– Ну… чтобы не видел никто.

– Нет, наверное… специально же так строили… – сказала Маритка и осеклась. Казак посмотрел на нее – и все понял. И она тоже – кое-что поняла.

Глаза зеленые… ведьмины.

Казак, не сводя с нее глаз, достал рацию.

– Седьмой, вызываю штаб. Господин сотник, тут двое гражданских сбежали… Да, мы… минус пять… Говорят человек сорок все с оружием, священника избили… так точно. Есть.

Казак убрал рацию.

– Сейчас вас заберут. До завтра посидите при штабе.

И впрямь ведьмины глаза… Утонуть можно.

– Как тебя… зовут? – неожиданно даже для себя спросила Маритка

– Тихон меня зовут – просто ответил казак – с Вешенской мы, с Дона. Донские казаки. А тебя?

– Маритка… Лесневская. А это Ленка. Сестра моя…

– А мы от казаков хотели прятаться! – внезапно наябедничала Ленка. Молодой казак только улыбнулся

– Нехорошо ябедничать. Сейчас за вами придут, при штабе покормят… мабуть сготовили уже. Голодные?

– Скоро вы… с этими?

– Да думаю… к ночи и разберемся…

– И вот еще. Ты… если надумаешь сюда шановну паненку какую привезти, так знай наперед – на круге запорю!

– Так дядя Митрий…

– Цыц! – старших обсуждать! Дядя Митрий отродясь без царя в голове живет, он младшим был, а я старшим, вот все розги мне и доставались. Зато я человеком вырос! Сравни, как он живет, и как мы. Тем более – здесь девки есть, одна другой глаже, вон та же Манька тебе утирку расшила, а ты не взял.

– Да нужна она мне… Она в ширину больше чем в высоту.

– Зато дочь наказного атамана, понимать должен! Впрочем, если не люба – неволить не буду. Девок много и без нее, да и мы не побираемся… Но с какой паненкой приедешь – запорю, вот тебе истинный крест.

А все таки – хороша! Ведьма!

Темно то как…

– Идут – сказал снайпер

Тихон приник к пулемету…

– Они видят нас! Через ночь видят!

Атаман банды, уже раненный рикошетом отскочившей пулей упал за землю, прикрывшись павшей лошадью – лошадей в селе было немного, забрали всех. В небе, пьяно раскачиваясь, освещая все морозно-белым светом, догорала осветительная ракета. Рядом плюхнулся еще один бандит, пошевелился… жив.

Пока – жив.

– Где Ласло? – заорал атаман

– У околицы вбили! Всех вбили!

Впереди трещали автоматные очереди, то одна, то другая обрывалась. Стреляли по заложникам – от отчаяния, понимая, что не пройти и желая забрать с собой хоть кого-то. До леса было метров триста – но до него было так же далеко, как до луны, равнодушной луны, висящей в небе и освещающей всю картину побоища. От леса хлестал свинцом пулемет, хоть один, но хватало. Но страшно было не это – страшны были пули, летевшие из темноты совершенно без шума и не знающие промаха.